Немного погодя на станцию возвратился капитан Алексидзе и отдал распоряжение о выгрузке батареи.
Артиллеристы быстро выкатили орудия, зарядные ящики, двуколки, впрягли в них лошадей и заняли свои места.
Батарея двигалась по главной улице Боржома. Впереди ехали верхом капитан Алексидзе, поручики Бережиани и Двали, за ними — два младших офицера и отряд разведчиков. Потом следовали четыре горных орудия, в каждое из которых было впряжено по три пары лошадей, и обоз — двуколки, фургоны, походные кухни.
Корнелий, как фейерверкер, ехал верхом рядом с третьим орудием. Фейерверкерами при трех других орудиях были Сандро Хотивари, Коста Гварамадзе и Гиго Гарсеванишвили.
На улицах стояли толпы людей. На их лицах были написаны радость и надежда, и Корнелия охватила решимость выполнить до конца свой долг перед родиной.
По склонам гор виднелись утопавшие в зелени дачи. Батарея свернула по шоссе к берегу Куры, окаймленному длинным рядом тополей, переехала через мост, миновала базар и остановилась около Екатерининского источника. Здесь в двухэтажном доме разместился штаб батареи, а солдаты разбили палатки на просторном дворе и в парке.
Корнелий снял с седла свою походную сумку, набитую бельем, провизией и книгами. У него вошло уже в привычку, уезжая куда-нибудь даже на день — на два, брать с собой любимые книги. Сейчас в сумку было насовано столько книг, словно владелец их ехал не на войну, а на дачу.
До самого обеда солдаты разбивали палатки и устраивались. Никто в точности не знал, как долго останется батарея в Боржоме и в каком направлении двинется дальше.
Вечером Корнелий и Сандро оседлали с разрешения командира батареи своих лошадей и выехали на Ахалцыхское шоссе. Они пустили лошадей рысью. В узком глубоком ущелье, по которому пролегала дорога, гулко отдавался топот копыт. По обеим сторонам высились покрытые хвойным лесом горы. В ущелье шумела Кура. На берегах ее красовались дома причудливой архитектуры. Глаз нельзя было оторвать от чудесных, поминутно сменявшихся видов.
Дорога из Боржома идет до Ацкури — одной из древнейших грузинских крепостей. Здесь кончается длинное ущелье, и дальше шоссе вырывается на широкое Ахалцыхское плоскогорье.
Корнелий был знаком с этой красивой дорогой еще в детские годы, когда ему приходилось ездить с родителями из Боржома в Абастуман.
Лошади неслись вскачь. Всадникам, взволнованным событиями сегодняшнего дня, казалось, что они преследуют врага, обращенного в бегство.
На другой день в Боржом приехал брат Корнелия, хирург Евгений Мхеидзе. Он был назначен начальником госпиталя, открытого в Боржоме для Ахалцыхско-Ахалкалакского фронта. Братья случайно встретились на мосту. Разговаривая, они вышли на шоссе. Евгений был обеспокоен тем, что Корнелию, которого он все еще считал мальчиком, в ближайшие дни придется отправиться на фронт. Евгений с отеческой заботливостью просил брата быть осторожнее, беречь себя.
Вечер был прохладный. Братья шли по направлению к Ликани. Вдруг из двора большого двухэтажного дома послышалась солдатская песня: «В бой охотно тот идет, у кого лихой, горячий конь…»
Пели солдаты полка, направлявшегося в Ацкури.
У ворот дома Евгений и Корнелий увидели командира полка полковника Ревазишвили, его помощника капитана Джибо Макашвили и командира батареи капитана Алексидзе. «Все начальство здесь», — подумал Корнелий, отдавая честь офицерам. Джибо, пришедший в отчаяние после падения Батума и даже собравшийся бросить военную службу, отказался, по-видимому, от своего сгоряча принятого решения и направился на новый фронт. На цепи он держал красивого, длинношерстого лаверака.
— Это ваш полк, Джибо? — спросил Евгений.
— Да, — ответил тот и познакомил братьев Мхеидзе с полковником Ревазишвили — маленьким, тщедушным человеком с длинными усами.
Ревазишвили и Евгений Мхеидзе повели о чем-то разговор, а Джибо, подойдя ближе к Корнелию, посмотрел на него с лукавой улыбкой.
— А Вардо и Нино сердятся на тебя.
— За что? — смутился Корнелий.
— Уехал и не зашел попрощаться, — упрекнул его Джибо и снова улыбнулся: дескать, ведь для меня не секрет твой роман с Нино.
— Да… Не успел как-то… До самого отъезда был занят в казарме, а со станции уже не отпустили, — попытался оправдаться Корнелий.
Но тут в разговор неожиданно вмешался капитан Алексидзе.
— Не отпустили? — удивленно посмотрел он на Корнелия. — Кто же это вас не отпустил? Ну, Евгений, твой братец, оказывается, любит присочинить. — Евгений Мхеидзе и Алексидзе познакомились еще на Западном фронте, а с тех пор между ними установились дружеские отношения.
Корнелий сконфуженно посмотрел на капитана, потом опустил голову и стал гладить собаку.
— Ваш пес? — спросил он Джибо, чтобы замять неприятный разговор.
— Мой.
Все вдруг обратили внимание на собаку, стали ее разглядывать.
— Этот пес принадлежал великому князю, мне подарили его в Ликанском дворце, — объяснил Джибо. — Хочу послать его Эстатэ. Он очень обрадуется.
Поговорив о собаке и обсудив всесторонне ее достоинства, офицеры возвратились к разговору о войне.