Крамарев видел в Петрограде и более высоких начальников, но здесь эта фигура полководца в действии его взволновала. Он сразу стал мыслить иначе. Рвать фронт. Резервы. Стратегия революции. Значит, будет бой. Стало стыдно, хотя он шел вовсе не из-за свиньи.
— Говорят, настоящий командир, — шептал Панов.
— Разве? — радуясь, спросил Крамарев.
— Все бы такие! — сказал Панов.
Начдив подъехал ближе.
— Вы откуда? — спросил он Крамарева.
— Отдельного гаубичного.
— Где стоите?
— Здесь пункт… — Крамарев показал рукой.
— Снаряды есть?
— Ящики полны и обоз тоже, товарищ начальник.
— Хорошо.
Тропинка круто свернула к северу и пошла густым лозняком. Где-то близко, как из-под земли, грянул выстрел, за ним другой, третий. Крамарев вслед за Пановым сошел с тропы в заросли. Пули свистели уже не отдельными мухами, но неслись певучим роем.
Красные окопались на самой опушке лозняка. Окопы шли не сплошной линией. Неглубокие, слегка загнутые на флангах рвы. Перед ними был деревенский выгон, за выгоном начиналась околица. Вся деревушка состояла из двух десятков небогатых домов.
Крамарев прыгнул в ров. За ним Панов. Красноармейцы подвинулись. Крамарев поздоровался с соседними.
— А где же Федоров? — искал он глазами.
— Это ваш? — спросил сосед. — За свиньей с веревкой полез.
В бинокль Крамарев разыскал Федорова. С карабином за плечами он лежал у серого забора. Валуном поднималась посередине улицы свинья.
— Белый тоже хочет свинину кушать. А мы, как подлезет, — снимаем. Вот он здоров на мушку брать, — указал он на третьего от себя стрелка — брюнета с живыми красноватыми глазами, напоминавшими о горячем солнце и песках Средней Азии.
Федоров пополз вдоль заборчика и вдруг остановился.
— Лезут… — сказал сосед.
Стрелок-туркмен припал к винтовке.
Раз, раз, раз! — гремели выстрелы. Где-то влево стрекотал пулемет.
— Не дадут ему, гады!
Совсем по-змеиному — не разбирая снегу и мерзлых луж — ползли от ближней хаты двое.
Федоров собрался в комок. И свой и чужой мог задеть случайной пулей.
Раз, раз, раз! — горячился брюнет.
Передний белый остановился. Второй подполз к нему. До свиньи еще шагов тридцать — сорок. Пулемет строчил бешеную ленту.
— Назад пошли! — крикнул сосед.
Стрелки били по уходящим. Один из них уже у халупы. Другой пополз медленно. Может быть, он был ранен.
Огонь стихает.
Федоров, не дождавшись конца обстрела, быстро на четвереньках побежал к улице. Вот он выбегает на открытое место. Он уже на улице. Шрапнель опять рвется над деревней. Федоров припадает к земле. Но ружейных выстрелов нет — он опять встает. Он подбегает к свинье. Он вяжет веревку за ногу.
А где-то далеко влево разгорается огневой бой. Как будто ходит вдоль фронта гром из низкой тучи. Федоров стоит во весь рост. Федоров смотрит куда-то вперед. Его как будто больше не интересует свинья. Он бежит мимо халуп, по улице, срывает с плеча карабин, оборачивается и, приложив руку ко рту, кричит во все горло:
— Товарищи, крой сюда!
Стрелки выскакивают из окопа. Все еще осторожно, редкими цепями, они бегут к околице. Избы молчат. Федорова не видно.
И справа и слева, как по сигналу, командиры поднимают стрелков. Вот Крамарев видит — стрелки скачут через заборы, они уже за избами, они в кого-то стреляют, припадая к стенкам халуп, к заборам. На дальней окраине вспыхивает курное соломенное пламя. Голоса винтовок уже за деревней.
— Федоров попер с пехотой! — говорит Панов.
Крамареву тоже хочется бежать вперед.
Влево трещит, стрекочет пулеметный, ружейный огонь.
«Может быть, там прорвали? — думает Крамарев. — Тогда понятно, почему тут отошли».
Из лозняка бегут к окопу, вскакивают в ров люди.
— Резерв? — спрашивает Крамарев нового соседа.
— Неделя, как из Витебска, — бросает стрелок.
Еще минута, он уже бежит по выгону на фланге редкой цепи.
Боевая линия уходит от Крамарева.
— Давай на пункт — иначе своих потеряем! — говорит он Панову.
Та же тропинка. Аркадий уже в седле.
— Ну, опять поход! — говорит Синьков и хлещет нагайкой по воздуху.
«Ну ведь он же рад. Это же написано на его лице. А у меня всякие мысли…» — И Крамарову становится неловко.
— А все Федоров, Аркадий Александрович. Это он выяснил, что в деревне никого нет.
— И вовсе не Федоров, — говорит, гарцуя на месте, Аркадий. — Тридцать шестой прорвал фронт слева.
Но Алексей ночью получил от командира бригады благодарность телефонограммой. Федоров не только первый вошел в деревню…
«…Ваш разведчик первый вскочил в укрепление, он погасил пулемет ручной гранатой…»
Телеграмму прочли батарее. Федоров ходил именинником.
— А свинья где? — спросил его Аркадий.
— Едим свинину, товарищ командир! — утешил разведчик.
Поздно вечером Федоров действительно приволок свинью. Она была мокра, как будто шел проливной дождь.
— Это как же? — спросил Сверчков.
— Я как увидел, что белые самосильно на мост… — так я ее в колодец… и с веревкой… А сам перешел в наступление. — Хитрые глаза играли. — А теперь слазил в колодец, и Панов помог.
— А чья свинья-то? — вдруг спросил Алексей.
— Хрестьянская — с недоумением ответил Федоров. — А теперь убитая…