Люби навсегда

Вот еще несколько строк из воспоминаний Давида Самойлова: «Мы встречались не часто, но регулярно. Окунев с энтузиазмом рассказывал о литературной жизни Волгограда, о своих учениках, на которых всегда возлагал надежды, был полон планов и прожектов.

По-прежнему он всегда был влюблен и, как всегда, чуть абстрактно, чуть отрешенно, скорей «для стихов», чем для себя.

Человек он был чистейший и добрейший. Типичный сеятель доброго, вечного, если не всегда разумного. Но он был чистый сеятель. Всходы его интересовали меньше. Тоже, в сущности, черта Дон Кихота»[8].

Отец любил своих друзей, гордился ими, искренне радовался их успехам в жизни и творчестве. Смерть на войне друзей Н. Отрады, М. Кульчицкого, П. Когана и преждевременный уход из жизни И. Л. Сельвинского, М. Луконина, С. Наровчатова постепенно изменили взгляд отца на мир: он стал трагическим – ощущение потерь не отпускало.

Не прав оказался Евгений Долматовский, сказавший когда-то, очень давно, что «мечтатели и энтузиасты не стареют».

Годы продолжали свое наступление, и только память Юрия Окунева оставалась по-прежнему «действующей и клокочущей». Так написал в еще одном из писем отцу Лев Озеров (20.06.84). В этом же письме есть слова, напоминающие девиз – «Будем работать, помня. Будем помнить, работая», и они совпали с нравственной аксиомой отца. На протяжении всей жизни в стихах и прозе Юрий Окунев создавал портреты своих ушедших друзей и учителей.

Спустя год или два после смерти отца я взяла в руки книгу стихов Сергея Давыдова (это происходило в книжном магазине), начала перелистывать страницы и вздрогнула, увидев стихотворение, посвященное памяти отца. Так мог написать только один из близких друзей, потому что в этих строчках – абсолютно узнаваемый, точный портрет Юрия Окунева.

…Не гонялся за модой,свой берет обожал.

Сам себя «Квазимодо»иногда обзывал.Этот нос, эти уши —да и весь неказист.А влюблялся – как Пушкин…ладно, как гимназист.Бог ты мой! – сколько шума,комплиментов, острот —это женщине шубу

Юра наш подает!Это кто там чуть дышит,с кем от нежности шок?Это девушке пишетЮра знойный стишок!Беспокойный наш донор —дружбы, службы другим.Лучший друг его помер,Юра в бездну, за ним!

Баста! Все, не до трепа,стонет боль, как вдова!Значит, «дружба до гроба»не пустые слова![9]

Отец не смог пережить смерть Михаила Львова.

«Человек в беретке» – так назвал Юрия Окунева трагически погибший молодой и необыкновенно талантливый волгоградский поэт Леонид Шевченко. Он не был учеником Юрия Окунева, и отец не помогал Леониду, как помогал другим и поддерживал многих своих учеников. Поэтому мне особенно дороги его слова о нем. В одном из своих очерков Леонид Шевченко написал об отце: «…Для меня Юрий Окунев – символ всеобщности литературного процесса, неделимого по географическому признаку… Еще многие в Волгограде помнят его «культовую» беретку, его походку, его печальные глаза. И я – помню.

…Он не был завистлив. Он восхищался чужим талантом… Юрий Окунев не только восхищался, но и помогал. Кто вертелся в «богемных кругах», тот знает, о чем я: у Дома литераторов на Красно-знаменской таким надо бы памятники ставить. Тем более, таких единицы.

…Итак, в 1988 году Дон Кихота не стало. Кое-какие воспоминания опубликованы. И появятся, безусловно, еще. Но «вакансия» Сервантеса открыта. А на могильной плите выбита строфа, и одна из строк такая: «И останешься в памяти людей и деревьев». Не сомневаюсь, Окунев – остался»[10].

Строфа, о которой говорилось в очерке Леонида Шевченко, впервые появилась на обложке последнего прижизненного издания отца – книги «Навсегда» (1984), и полностью она звучит так:

…Люби навсегда —И останешься в памятиЛюдей и деревьев,Люби навсегда…

Книга стихотворений «Люби навсегда» подготовлена к 90-летию поэта Юрия Окунева.

Елена Мандрика

Если любишь

Что такое поэт?

I