Любимая для эльфа (СИ)

Лалия ощутила острейшее желание раствориться, сбежать, но не смогла. Ей показалось, что Лукас унизил ее максимально безжалостно. Но нет, он приберег самое жуткое на потом!

Тамико зашипела:

— Если ты умрешь как анамаорэ, Лукас последует за тобой, да! Но и я тоже! А я стану самым ужасным демоном, которого ты можешь представить, и не оставлю тебя в покое ни в одном из грядущих воплощений!! Упорства мне хватит, не сомневайся!

Похоже, в последнее время Лукас помешался на воспоминаниях и понукал к раскрытию «я» не только Марину, но и Тамико. Тамико не имела ничего против, сочтя такие «раскопки» увлекательным приключением, и нашла в своей памяти несколько жизней в виде воительницы. Обладающей сверхъестественной, на грани демонизма силой, и устрашающим внешним видом. Сейчас она показала его Лалии.

Тамико заявила:

— Клянись, что будешь жить! Иначе Эрик узнает все не от Лукаса, а прямо от меня.

Лалия прошептала разбитыми губами:

— Клянусь… Мое тело… Эрик не простит…

Низкий обволакивающий голос — мужской — пронзил ее током.

— А он ни о чем не узнает, красавица моя… Тами, ты оторвалась, а теперь слезай, мне нужно подлатать Лалочку… — Лукас гадко улыбался, оглядывая нанесенные Тамико повреждения. — Эрик нынче очень занят, да и не следит за тобой, так что я точно успею к его прибытию. А уж вместе с Тами мы гарантированно управимся. Красавица, — тон Лукаса сочился ядом, — тебя по-прежнему переполняют черные мысли о нас, что же удивляться, что они переполнили и нас с Тами? — и Лукас принялся за магическое лечение Лалии, а Тамико помогала ему.

Они создали защитный кокон для отвода глаз, чтобы Эрик, вспомнив о любимой, не понял, что с ней творится, но для древнего Ужаса этот кокон был проницаем, и вернувшись с операции, Магнус сделал свои выводы.

Выждав, пока Тамико, прекрасная, с горящими от возбуждения глазами и довольная, и ее начальник, на публике иронично-невозмутимый, удалятся, оставив истерзанную душу Лалии в одиночестве, и пройдет еще какое-то время, Магнус материализовался рядом с Лалией.

Полностью здоровой физически и полностью обескровленной морально.

— Лал, пришло время быть сильной. Живи! Лукас хочет, чтобы каждый твой день пылал ожиданием разоблачения, чтобы ты угасла, не имея возможности прибегнуть к перерождению. Наплюй на это и живи. Его месть — это сам твой страх. Отпусти страх и стань свободной. Если что-то станет известно Эрику, он же тебя любит. Его же можно убедить, что все нормально. Расслабься…

Щеки Лалии залила краска.

— Ты тоже все знаешь…

Магнус улыбнулся так, что на душе у Лалии неожиданно потеплело.

— Знаю. И не вижу в случившемся ничего стыдного. На этом можно играть, лишь пока вы с Эриком не сблизились окончательно. И Эрик всегда в ожидании шпилек Лу, которые наш Лу мастак выдумать или сфабриковать. Живи, Лал, — с этими словами Магнус поднялся и ушел.

Глава 228. Отношения без оговорок

Воспоминания яркие, как фотографии, хотя некоторые Роберт, действуя оперативно, запечатлел: Колетт, смуглая, длинноногая, танцующая поутру в трусиках и блузке на голое тело посреди номера отеля — она смущалась, но все же дерзко улыбнулась и эффектно изогнулась на снимке для сугубо домашнего просмотра; она же в спа с огромным бордовым цветком за ухом, так подходящим к ее экзотической внешности, и кожей, мерцающей от масел; сосредоточенная Колетт, разгадывающая кроссворд и задумчиво покусывающая карандаш…

Кто бы мог подумать, что она обожает зашифрованные в клетках слова?!

Колетт хотела, чтобы Роберт решал сложные случаи с ней. Поэтому, пережив пару неприятных моментов, когда Колетт демонстрировала торжество: глаза хитрющие, губы вот-вот расплывутся в улыбке: «А я-то знаю!!», Роберт отправил Колетт на курс процедур для женщин на пять часов — еще в Городе — а сам скупил все злосчастные издания с клеточками, изучил их примерную тематику и одобрил к дальнейшему приобретению только те, в излюбленных областях которых он более-менее разбирался сам.

Колетт продолжала учебу и там, в стенах ВУЗа как-то неизбежно столкнулась с Эрин — Эрин задрала нос и отвернулась. Словно чужая. Отвернулась и второй раз, когда Колетт попыталась поймать ее взгляд…

Роберт с каких-то пор пристрастился сидеть на кухне с ноутбуком, исподволь наблюдая, как Колетт готовит. Тихая и строгая, собранная, она аккуратно подвязывала волосы и действовала изящно-ладно, впрочем, иногда сбиваясь, замечая его взгляд, тушуясь, пряча глаза, неловко поправляя фартук и снова возвращаясь к работе.

Иногда Колетт напевала свои любимые композиции. Услышав это, Роберт предложил ей включать музыку на кухне — негромко, фоном, чтобы Колетт по-прежнему могла петь.

В тот день он, войдя бесшумно, увидел вдруг, как ее слезы капают в морковку — пара слезинок. Колетт шмыгала носом, пытаясь остановить плач.

Роберт обнял ее со спины, Колетт взвизгнула от неожиданности — она так забавно визжала, что Роберт не отказывал себе в удовольствии иногда ее пугать.

— Сегодня по новому рецепту?

Колетт замерла на миг, а затем развернулась к нему лицом.