Любимая президента

- Там откидная дверца в полу. Выключатель справа. Люк не закрывайте, в погребе света нет - лампа перегорела. Марина, посвети им фонариком!

Гройсман кивнул своим людям, и они потащили Петра в сторону кладовки. Я вся то холодела, то горела от жара. Вся тряслась, шла за ними, прижимая руки к груди. Успела заметить, как распахнулись полы пальто, и вся грудь раненного обмотана пропитанными кровью бинтами. Белая рука безвольно свисает почти до пола. И мне до дикости хочется схватить ее и сдавить обеими руками. Его рука…его такая любимая мною рука, с длинными пальцами, с аккуратной, но очень широкой пластиной ногтей. Хочу прижаться к ней губами, ощутить, что она теплая…ощутить его тепло, а не этот мертвый холод.

- Осторожно, олухи! Его нельзя трясти! Один внизу, один вверху! Спускаем медленно!

Карл Адольфович метался возле люка, потом полез следом за нами.

- Темень хоть глаза выколи! Свети сюда! Они не видят, куда нести!

- Я… я сейчас одеяла принесу и чистые простыни! А ты вниз спустишь, Марин! Давай! Что стала? Идем со мной! Марина!

Толкнула меня в плечо, и я дернулась всем телом, словно очнувшись ото сна.

Пока спускалась по лестнице, ноги тряслись так, что казалось, я сейчас упаду, а руки соскальзывали с перил. Низ живота сводило спазмами, и сердце не просто билось, оно выскакивало из груди. Мысли о том, что он жив, сменяли мысли о том, что он без сознания и что потерял много крови. Его принесли ко мне и…оставят здесь.

Одеяла бросили в углу погреба, на них постелили простынь, подушку и осторожно положили на них Петра. Я бросилась к нему, но Гройсман удержал за локоть.

- Все сантименты потом и рыдашки тоже. На меня посмотри!

Перевела обезумевший взгляд на его бледное морщинистое лицо. Сейчас он мало походил на того слабовольного, немного трусоватого Гитлера из обслуги. Я вдруг увидела его истинное лицо…то, что пряталось под привычной маской старого, немощного еврея.

- Твоя немота - залог его жизни! Если кто-то узнает, где он – убьют вас всех и твоего сына, и тетку эту сердобольную, хахаля твоего, и даже их собаку с хомяком, поняла? Все изменилось! Он больше не президент! Его жизнь не стоит и гроша, а смерть принесет многим облегчение и свободу действий.

Кивнула и судорожно сглотнула, чувствуя, как все во рту пересохло.

- Вам ничего не привезут, ничем не помогут. Если что-то будет нужно, все достанешь сама. Деньги будут на той карте, что я тебе дал. Ему нужны капельницы, уколы, промывание раны.

- Я уничтожила карту...

Сунул мне в ладонь бумажку.

- Здесь протокол лечения по дням, дозировка. Может выжить, а может и нет. Рана серьезная, хоть и не смертельная. Пулю извлекли. В больницы нельзя, никуда нельзя! Для всех он мертв, потому что так или иначе будет мертв. Найдут и добьют! На...другую карту. Снимешь отсюда сколько надо. Пока что расплачивайся ею.

Пластик обжег ладонь. Сколько этих карт я уже получила.

- А…

- Бэ! Не спрашивай! Не смогу ответить ни на один вопрос. Либо выхаживай, либо дай умереть и где-то похорони потихоньку. Это все, что я могу для него сделать. Я тоже жить хочу, как ни странно. После переворота он вне закона, несмотря на большое число приверженцев. Его должность уже занята, временное правительство…сукины дети, бандитское кодло, пришло к власти. Здесь единственное место, где его не станут искать…если вдруг обман будет раскрыт.

- Но…те, кто знают.

- Рты давно закрыты. Об этом позаботились.

- Я…не врач. Я не умею. Я… уколов никогда не делала. Как мне быть? Каааак? Ему нужна больница! Ему нужно…

Схватил меня за плечи и сильно сжал:

- У него есть только ты…И все. Больше никого и ничего.

И это уже было сказано совсем другим тоном. Каким-то сочувствующе обреченным. Но настолько проникновенно понятным, что я ощутила, как обожгло склеры глаз.

- А… а кто тогда там в гробу? – кивнула в неизвестном направлении.

- Какая разница? Все. Про мой номер забудь. Врача нельзя, никого нельзя. Удачи.

И пошел вверх по лестнице. А я так и осталась стоять возле раскиданных одеял и лежащего на них человека без сознания, с запрокинутой головой, приоткрытым ртом. Все бинты пропитались кровью, и от одного взгляда на них у меня все сжалось в груди. Медленно опустилась на колени и посмотрела в мертвенно бледное лицо со впалыми глазницами, огромными синяками под ними. Губы сильно пересохли, и на них запеклась кровь. Он слегка дрожал…Невольно прижала руку ко лбу и тут же одернула – горячий. От прикосновения все тело пронизало током, слезы сами собой потекли по щекам. Уловила слабое дыхание и судорожно всхлипнула.

- Нужно колоть антибиотик, вливать внутривенно. Возможно заражение, неизвестно, в каких условиях извлекали пулю, если в больницу нельзя было везти.

Вздрогнула от голоса Ларисы Николаевны. Как тихо она спустилась сюда, или это я ослепла и оглохла.

- И…как? Как мы это сделаем? Я ничего не умею…

- Я умею! Дай мне бумажку!

Резко посмотрела на нее снизу вверх.