Любимец

‒ Ладно, ‒ сказал я, ‒ я тобой еще займусь. Обязательно вернусь поговорить с тобой серьезно. Жалко оставлять тебя в животном состоянии.

‒ Я живу в счастливом состоянии! ‒ поспешила она с ответом.

Она была напряжена и мечтала об одном ‒ чтобы я поскорее ушел, растворился, чтобы меня можно было вычеркнуть из памяти.

‒ Это твой ребенок? ‒ Я показал на окно дома Яйблочков.

‒ Молчи! ‒ она закрыла мне рот ладонью. От резкого движения ее пышные бронзовые волосы рассыпались по плечам. Она была сказочно хороша! Ради таких женщин совершаются великие безумства и рушатся царства… Только она не подозревала о своем могуществе.

‒ А кто отец? ‒ спросил я. Сквозь ее пальцы вопрос прозвучал невнятно. Мои губы натолкнулись на нежную ткань пальцев и поцеловали их. Она сразу убрала руку.

‒ Нельзя так говорить! Если кто-нибудь услышит, меня тут же увезут! Молчи, молчи, молчи!

‒ Наверное, Вик, ‒ сказал я.

‒ Он целую неделю болел, когда ты так жестоко побил его.

‒ Потом он выздоровел. И его снова привели к тебе.

‒ Потом он выздоровел. И его привели…

‒ А где он сейчас?

‒ Я не знаю. Его спонсоры переехали на другую базу. Ты никому не скажешь, Тим? Я каждый вечер хожу смотреть мальчика. Ты его видел?

Я любовался ею, но она не чувствовала моего взгляда.

‒ А госпожа Яйблочко очень добрая, она его не бьет. Я сначала плакала, но мне сказали, что тогда меня увезут.

‒ Когда мы их вышибем к чертовой матери, ‒ сказал я, ‒ первым делом мы вернем тебе твоего малыша.

‒ Не надо! Не думай так, это опасно!

‒ Неужели и я таким был?

‒ Каким?

Я погладил ее по плечу, отвел в сторону тяжелые пряди волос.

‒ Не смей меня трогать!

‒ Я сейчас уйду, не бойся.

‒ Я буду кричать! Не смей меня хватать! Ты грязный. От тебя плохо пахнет!

Голос ее опасно повысился ‒ она не контролировала свой страх передо мной, страх завитой болонки перед дворовым псом.

‒ Уйди, уйди, уйди!

Я с горечью начал отходить от нее, понимая, что она уже подняла тревогу. У спонсоров удивительный слух ‒ нам бы такой!

Первым появился подросший жабеныш. В гневе или страхе спонсоры движутся со скоростью пантеры.

Он пронесся над газоном как черное ядро, выпущенное из гигантской пушки.

Я его хоть и не видел, но все же успел отшатнуться.

Не успев затормозить, жабеныш врезался в стену, и хоть та была из монолитного бетона, мне показалось, что дом пошатнулся.

Пока жабеныш разворачивался, я кинулся в кусты и замер там.

Отворилась дверь. Мой приемный отец, господин Яйблочко, который, впрочем, никогда меня не любил, потому что не любил ничего, не покрытого зеленой чешуей, обозначился на пороге. По тусклому блеску в его лапе я догадался, что папаша вышел на прогулку хорошо вооруженный. Ну и идиот сентиментальный, сказал я себе. Встретился, называется, со своей легкомысленной юностью.

Спонсоры замерли. Один, воткнувшись лбом в стену, второй на пороге. Они ждали, не вздохну ли я, не шевельнусь ли, чтобы кончить на этом мои дни.

Я не шевелился, не чихал и не дышал. К такой жизни я привык. И все бы обошлось, если бы не догадливый жабеныш, который громадой повернулся к Инночке и, медленно наступая на нее, потребовал:

‒ Где? Где он? Говори! Говори, не молчи, будешь наказана!

В романах верная возлюбленная стискивает белоснежные зубки и молчит под пытками.

‒ Он в кустах! Он там! ‒ завопила Инна. ‒ Он хотел на меня, он хотел меня… скорей, я его боюсь!

Ой, как она перепугалась! И в ненависти ко мне она была искренна, потому что хотела угодить хозяевам и спасти свои свидания с сыном.

Я увидел, что папаша Яйблочко переводит рычажок на стволе с прицельного на бой по площади ‒ он намеревался выжечь кусты вместе со мной, и никто ему не противился.

Еще секунда, и мне будет поздно спасаться…

На четвереньках, как гончая, я кинулся в просвет вдоль живой изгороди.

Вечер озарился ослепительным зеленым светом выстрела.

Конус убийственного света устремился к звездам, сжигая на своем пути все, что могло двигаться и дышать, ‒ бабочек, птиц, комаров… Затем последовал глухой тяжелый удар. Силуэт спонсора исчез…

От начавшейся сзади суматохи я умчался и лишь за свалкой, в бурьяне, приостановившись… чтобы осмотреться, задумался ‒ а почему папаша стрелял не в меня, а в небо? Спонсоры таких ошибок не допускают.

Рядом звякнула пустая консервная банка.

‒ Кто? ‒ одними губами спросил я.

‒ Я, ‒ сказал ползун. ‒ Чудом ушли.

‒ Это ты был?

‒ Мне скучно стало, я за тобой пошел. Я успел ему ноги заплести и дернул. Ничего?

Ползун страшно силен, в чем-то он даже мог бы поспорить со спонсором.

‒ Славно, ‒ сказал я.

Я лежал без сил.

‒ Пора уходить, ‒ сказал ползун. ‒ Они будут прочесывать окрестности.

‒ Одну минутку.

Я сел. Голова еще кружилась ‒ видно, я бежал оттуда куда быстрее, чем возможно для обыкновенного человека.

‒ Славная девчонка, ‒ сказал я. ‒ И мальчика любит.

‒ Когда-нибудь расскажешь, ‒ сказал ползун. ‒ Меня всегда удивляют ваши человеческие обычаи.

Мы почувствовали себя в безопасности, отойдя от городка километров на пять.