Люблю тебя, мама. Мои родители – маньяки Фред и Розмари Уэст

Среди писем, которые я сохранила, было одно, которое мама отправила мне с заголовком наверху «ТЫ ОСОБЕННАЯ». Это было похоже на какую-то любовную записку. Когда я получила его, оно очень меня тронуло, я думала, что она сочинила это сама. Но вскоре я выяснила, что на самом деле это была копия довольно известной молитвы, которую написал другой человек. Не знаю, как маме пришло это в голову. Да, она не придумала эти слова сама, но я хотела верить, что она и сама чувствовала все выраженное в этих словах, которые она аккуратно переписала.

Но я снова задавалась вопросом: а правда ли это так? С годами я становилась все менее и менее уверенной в том, как на самом деле мама относилась ко всему на свете. То, что она говорила вслух, то, что она чувствовала, и то, что было на самом деле, иногда разительно и очевидным образом отличалось друг от друга. Как она могла всерьез горевать по Хезер так, как она это демонстрировала, если она была замешана или даже помогала в ее убийстве? Как она могла всерьез любить кого-либо из своих детей, если она была ответственна за чудовищную смерть одного из нас? Или за сексуальное насилие по отношению к нам? Или за помощь папе в этом насилии? Чем больше проходило времени, тем сильнее во мне росли все эти сомнения.

Время от времени она говорила мне, что я могу спросить у нее о чем угодно и она честно ответит, однако я все чаще и чаще задавалась вопросом, а отвечала ли она мне когда-нибудь честно? Казалось, что, как и папа, из ее уст звучала лишь полуправда, а нередко и полная ложь. Поэтому часто, когда я спрашивала ее о чем-то сложном, ее ответ сводился к обвинению папы, заявлениям о том, что она делала плохие вещи только потому, что он заставлял ее, а если бы она отказалась делать это, он стал бы совершать еще более ужасные вещи с детьми. Но когда доходило до вопросов о том, какую роль она все-таки играла в сексуальном насилии, она всегда начинала защищаться и уходила от ответа. Так было каждый раз, когда я пыталась выяснить правду обо всех убитых женщинах на Кромвель-стрит и в других местах.

Эти вопросы без ответа продолжали нависать огромной плотной тенью над моей жизнью. Физически взаимоотношения с мамой закончились, но эмоционально они все еще продолжались между нами. Однако со временем эта тень стала рассеиваться, и я начала чувствовать какое-то подобие свободы и расслабленности, настолько сильных, как никогда раньше. Во многом это происходило благодаря моим отношениям с Питом. Я чувствовала, что он ухаживает за мной и заботится обо мне. Часто он проявлял это в мелочах, например, заставлял смеяться над собой, подшучивая над моим глостерским акцентом, который всегда меня очень смущал. Или же он говорил мне, как сильно любит штучки из старомодной народной медицины, которые я советовала ему и которым меня научила мама, например, класть масло на синяки и ссадины. Подобные пустяковые вещи вызывали у меня чувство, что я, в конце концов, не такая уж и ненормальная по сравнению с другими.

Я уверена, что это не было простым совпадением, когда вскоре после прекращения своей связи с мамой я обнаружила, что снова беременна. Я была поражена. У меня были трудности с тем, чтобы забеременеть, и поэтому я никогда особо не предохранялась. Мы с Питом встречались несколько лет, и все это время я была убеждена, что у нас никогда и не появятся дети. Когда же мы узнали о том, что это не так, то мы оба были в восторге, каждый по-своему.

У меня было стойкое ощущение, что этого бы никогда не случилось, если бы я продолжала общаться с мамой. Как будто закрыв ту дверь, я открыла другую. И это было еще одним событием в моей жизни, которое заставило меня почувствовать незримое присутствие в моей жизни кого-то, кто хранит меня.

Не хочу сказать, что я не нервничала, когда думала о том, что скоро стану мамой снова. Все переживания, возникавшие во время моей беременности Эми, появились снова. И эта тревога только увеличилась, когда я пошла на УЗИ после шестнадцати недель и мне сказали, что у меня будет мальчик. Я пыталась скрыть эти чувства от Пита, потому что он был переполнен радостью насчет того, что у него родится сын, но втайне от него я плакала. Я не хотела, чтобы это был мальчик, потому что большинство мужчин в моей жизни плохо со мной обращались, из-за этого я совсем не была уверена, что мне удастся нормально воспитать сына.

Не обошлось и без тревожных знаков. Мне назвали примерную дату родов: 29 сентября. Это был день рождения папы – день, который я привыкла ненавидеть. Неужели это была еще одна деталь, которая только усугубляла мои тревоги? Проклятие семьи Уэст вернулось и снова портит мне жизнь?