Люблю тебя, сестренка

Остальные согласно закивали. И тогда ребятам разрешили выпить вина. Так сказать, пригубить.

Но проныры-мальчишки смогли утащить водку из-под носа нетрезвых взрослых и радовались такому успеху. Учитывая, что не всем досталось пойла, то добрая половина ребят оставалась относительно трезвой.

Анна одиноко сидела за столом, игнорируя танцы и веселье. Ее настроение могло меняться, как маскировка хамелеона. Если оставалась одна, то грустила, в компании недотеп отпускала колкие шуточки, с сестрой вела себя искусственно.

Те, кто все же решался пригласить Анну на танец, уходили ни с чем. Ей хотелось наблюдать за объятиями Ваньки и своей старшей сестры. Она мучила себя, сдерживала слезы и страдала. Ей нравилось это состояние. Учительница по психологии однажды приводила пример «домашних жертв» и объясняла причины, по которым они оставались в таком состоянии. Вот и Анна приняла этот образ на себя и твердо решила, что ей комфортно. Девушка назвала это тактикой выжидания.

Алла заметила пристальный и любопытный взгляд сестры-близняшки. Удивило ее другое: Аня всегда веселилась на таких тусовках, но не сегодня. Она испепеляла взглядом Аллу, изображая грусть. Алла подсознательно почуяла угрозу и полезла целоваться к Ване. Дух соперничества в их сестринских отношениях почти отсутствовал, потому что у Аллы всегда было преимущество. Однако позлить сестру при любой выдавшейся возможности вызывало удовольствие. Она надменно посмотрела на сестру и обняла парня за шею.

– Красивое платье, Аллочка, – Ваня провел по ее нежной еще детской коже пальцами чуть выше колена. Как раз разрез платья позволял лучше рассмотреть ее стройные ноги.

– Аллочкой будешь называть торгашек в подворотне. Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не коверкал мое имя. Не Аллка, не Аллочка и не Аллюша, – она одернула его руку. – Алла.

Ваньке стало неприятно от холодного то на его девушки, но он промолчал. Как и всегда. Слишком ее любил, чтобы перечить. Ваня боялся потерять столь красивый цветок, поэтому оберегал ее, обращаясь с ней, как с королевой.

Когда заиграла клубная музыка, Алла с визгом помчалась на танцпол, прихватив Ваню с собой. Превосходство, о котором все твердили, вскружило голову девушке так, что она не заметила рядом с собой врага.

Сейчас

Решив не брать автомобиль, а пройтись пешком несколько кварталов, Андрей спрятал лицо в высоком воротнике стойкой, а руки сунул в карманы. Город еще спал, когда он миновал площадь. Единственный городской фонтан был завернут в старые лохмотья. Мэр называл это «законсервировать на зиму». Выглядело мерзко. Посреди большой территории возвышался не то тряпичный урод, не то пугало огородное.

Пар облачком выходил из замерзших ноздрей Андрея. Каждое похмельное утро он ненавидел свою работу. Но хорошая доза кофеина спасала его, возвращая с самого дна. Вот только в пять утра никто не работал, чтобы продать ему стаканчик эликсира. «Чертова дыра», – подумал мужчина.

Прогулка по морозу должна была отрезвить следователя, привести в чувство. Он брел вдоль главной улицы, голова раскалывалась на части, боль в желудке усиливалась. Андрей остановился около маленького проулка и согнулся пополам.

– Сколько еще меня будет выворачивать? – буркнул он.

В квартирах уже зажигался свет.

На противоположной стороне улицы стоял автобус, выбрасывающий в воздух газы. Он тарахтел, как древний трактор. Эхо разносило гул работающего двигателя на весь квартал.

Андрей достал телефон и набрал Игоря, патрульного.

– Капитан?

– Все на месте?

– Ждем криминалиста.

Андрей тяжело вздохнул.

– Я задержусь. Жди Паху из криминалистов. Без него не трогайте ничего.

Андрей убрал телефон в карман и развернулся в обратную сторону. Ему нужна была доза кофе. Он побрел домой.

Пять дней назад

Ледяной ветер малой родины встретил меня угрозами. Утонув в высоком воротнике пуховой куртки, я направилась к выходу. Багаж мой влез в ручную кладь, поэтому процедуру ожидания вывалившихся сумок на ленту можно было пропустить.

Мороз обжег щеки, и казалось, по лицу побежали мелкой паутинкой трещины. Я села в первое попавшееся такси, стоявшее у кромки дороги. Меня не пугали цены местных бомбил, я сунула водителю пятитысячную купюру и сказала, чтобы он молча вез меня по адресу.

Унылый зимний пейзаж уже начал раздражать, хотя я только ступила на родную землю. Голые деревья одиноко качались на ветру, разбросав тонкие ветви, словно расползшихся червей. Высокие сугробы старого грязного снега возвышались по обе стороны дороги. Никто не убирал эти глыбы. А кому это надо в таком месте? Сюда если и приезжать – то только чтобы умереть.

Серое низкое небо давило. Если бы меня спросили, с чем ассоциируются мои детские воспоминания о доме, я бы непременно ответила «с депрессией». Как здесь люди живут? Как я здесь провела свое детство?

Водитель послушно вез меня домой и молчал, изредка поглядывая в зеркало заднего вида. Он был типичным колоритным шофером. Полнолицый мужчина средних лет, в синем пуховике, тонкой не по погоде шапочке и с мерзкими усами. От него пахло табаком. Да так сильно, что меня затошнило.