Откуда в Марисе взялась эта уверенность? Откуда в ней, монотонно копирующей изо дня в день одни и те же формы заявок, договоров и справок, взялось желание что- либо искать и обнаруживать? Что породило в несмелой на слова женщине желание бороться? Какая сила пробудила в ней борца за то, во что она никогда не осмеливалась верить? Щёки Марисы пылали румянцем, глаза сияли. Она убеждала Лео пылко, как убеждают в споре за истинные ценности. Убеждая его, она доказывала духовную природу любви и самому категоричному, беспощадному судье – собственной логике.
А Лео мог бы согласиться и принять её слова, как аксиому, но тогда это был бы не Лео.
– Звучит обнадёживающе, и всё-таки расплывчато,– сказал он, встав с места,– За доказательство это сложно принять.
Мариса поднялась со скамьи и стала напротив Лео.
– Ладно, хорошо,– она смотрела ему в глаза,– Например, история ваших родителей, вы её знаете?
– Мне рассказывали.
– Их история, их любовь представляется вам закономерной? Получится ли утверждать, что развитие их отношений можно было предугадать, опираясь на что-либо?
– На том уровне знаний о законах любви, которыми я обладаю, не получится, уже только потому, что я этих законов не знаю.
– А вам не приходило в голову, что вы их не знаете, потому что их нет?
Лео сложил руки на груди. Мариса спрятала руки в карманы плаща. Ветер повис между ними, успокаивающе поглаживая то плечо мужчины, то щёку женщины. Ричард опустился на землю и, положив голову на лапы, закрыл глаза.
– Это приходило мне в голову, когда я был молод,– со вздохом сказал Лео,– Но, с каждым разом, переживая расставания, которые случались по самым разным причинам, я терял часть моей слепой веры в неподдающееся объяснению волшебство любви и всё больше задумывался о её природной, подвластной земным законам сущности. Я отошёл от волшебства и обратился к здравому смыслу. А уже он породил во мне желание, как вы говорите, разобрать любовь по атомам, чтобы не метаться между домыслами, а точно знать, что да как. Конечно, получив от неудачных взаимоотношений крепких затрещин, я всячески стремился придерживаться линии, которая всё дальше уводила меня от духовности любви, и всё было бы просто, если бы я на том и порешил, но со временем, во мне поселилось сомнение.
Он замолчал и отвёл взгляд от цепких глаз женщины. Мариса бессознательно наклонила голову ему вслед, как будто хотела удержать глазами этот ускользающий взгляд – так он был для неё притягателен. И тогда Лео отвернулся, но прежде, чем женщина удивилась такому поведению, продолжил говорить.
– Понимаете,– его голос изменился, стал не такой уверенный, и в тоже время более жёсткий, таким говорят, испытывая обиду,– Одиночество приводит к размышлениям, сначала над причинами его возникновения, потом над ошибочностью собственного понимания вещей. Так я заподозрил себя в самообмане.
Лео повернулся и подошёл к барбарисовому кусту. Сорвав гроздь ягод, он бросил на Марису секундный взгляд и направился к озеру. Женщина пошла за ним без колебаний. У края воды они остановились.
– Я подумал,– заговорил Лео, оторвав от барбарисовой грозди несколько ягод,– Вот я остался не у дел, и чем же я занялся? Я начал искать виновного в случившемся, потому что, констатируя факт несчастливого исхода отношений, очень не хочу видеть себя среди причастных к нему. Что я делаю? Я выбираю путь обвинения любви в её предсказуемости и не сворачиваю с этого пути, не останавливаюсь ни на миг, не желаю слышать никаких доводов в её оправдание. Несомненно, так я вынесу ей вердикт о виновности и буду свободен, стану жить дальше, говоря: «В тех обстоятельствах, которые сложились, другого и не могло случиться, потому что это закономерно для любви, она такая, а я – жертва этой закономерности». И что же это? Это обыкновенное малодушие, трусость!– одна из ягод стремительно полетела над поверхностью озера, запущенная рукой мужчины, и упала в воду с тихим всплеском,– Я струсил принять свои неудачные взаимоотношения с женщинами такими, какими они сложились; струсил увидеть себя основным действующим лицом, которое вошло в эти взаимоотношения и участвовало в них осознанно,– он замахнулся сильнее, и вот уже три ягоды полетели вперёд и упали, всколыхнув водную гладь,– Именно осознанно, а не бессознательно! Моим выбором не руководили ни химия, ни физика, ни другие науки, или движение небесных тел, или ещё что-то.
Лео старался дышать глубоко, пытаясь не показать бушующие внутри чувства, но дрожь в дыхании выдавала их. Сдавленные стыдом слова признания бились в его груди, словно пленённые в клетке птицы, а он мысленно успокаивал их, чтобы суметь рассадить по местам, высказать и, наконец, освободить. Лео сделал ещё один глубокий вздох. Тело откликнулось на него тёплой волной расслабления, и мужчина почувствовал, что его руки крепко сжаты в кулаки. Он поднял одну из них и раскрыл ладонь. Барбарисовая гроздь в ней лежала измятой, но ягоды крепко держались на тонких плодоножках, стойко пережив натиск эмоций Лео.