Любовь

Ах, если бы можно было вскрыть все разом эти злосчастные клады и вышвырнуть их вон! Если бы только это было возможно! Но человек – гора так раним, ведь каждый его сундук помещён в пустоту! Выбрось его, и пустота станет хрупкостью человека, опустоши гору, и она обрушится на него… Но пока сундук на своём месте, пока его замок заперт, горестные сокровища сотрясает любое упоминание о них, любое прикосновение к замку сундука. Сокровища звенят в человеке, и этот оглушающий звон мучит его, а он мечется в своей непонятой боли и ранит других людей.

Мариса вздрогнула. Вопрос Лео снова прозвучал в её голове.

Какие они, истории её любви? Сознание женщины бросилось на поиски ответа. В мыслях Марисы запестрили моменты из прошлого – один, второй, третий,– бесформенные, размазанные, точно кляксы, налитые одна на другую. Зазвучали голосами слова и фразы, те, которые Мариса давно позабыла, и те, о которых она никак не могла забыть. Лица мужчин – она всматривалась в них, в ожидании отклика своего сердца. Была ли к этим мужчинам любовь? Сердце ответило тревожным стуком. О любви ли оно говорило? Вдруг возник образ её мужа, лениво жующего вечерний омлет. А вот он уже у окна, отрешённо дымит сигаретой, и Мариса чувствует, как сильно она не хочет о нём думать. Любил ли он её когда-нибудь, а она его? Была ли вообще любовь в её историях?

– Мне нечего вам ответить,– почти шёпотом произнесла Мариса. Эта фраза сложилась, будто сама собой и, будто сама собой прозвучала из губ женщины.

Белый пёс, который до той минуты тихо лежал в стороне, поднялся с земли. Его потревожило нечто, возникшее в воздухе, невидимое, но яркое для обоняния Ричарда: лёгкая цветная дымка, нежно всколыхнувшая пространство, словно взмах крыла бабочки. Чуткое восприятие Ричарда уловило это сразу же, однако не найдя для того подходящего образа, оставило пса в замешательстве. Поднявшись, он втянул воздух носом и в удивлении наклонил голову – ничего,– затем посмотрел на стоящих у кромки воды Марису и Лео, и вдруг вновь ощутил всполох в воздухе. Это было там, рядом с хозяином и женщиной. Ричард пошёл к ним, крадучись. Дойдя до ног Лео, он остановился. Нечто витало здесь, пёс чувствовал его тайное присутствие, но образа для него всё ещё не находил. Необъяснимое, без формы, без запаха, без облика, но прекрасное, как свет луны, затянутой облаком; загадочное и манящее, как аромат выпекаемого пирога, скрытого за дверцей духовки; нежное, как тепло хозяйского пледа в ранний час морозного утра зимой – оно восхищало восприятие Ричарда. И потому, тем удивительнее было его присутствие для белого пса, что возникло оно тут, рядом с хозяином, который отчего-то теперь стоял, растерянно опустив руки, и смотрел на Марису широко распахнутыми глазами, полными выражения, которое никогда дотоле Ричард не замечал в его взгляде.

– Простите меня,– прошептал сдавленным голосом Лео.

Мариса не ответила, а только продолжала смотреть на мужчину. В том взгляде не было ни обиды, ни гордыни, не было и стыда. Мариса молчала не потому, что не знала, что ответить и не потому, что не хотела отвечать; и смотрела она на Лео не для того, чтобы укорить его взглядом. В эти минуты женщина обнаружила в себе поразительную перемену: в ней вдруг что-то появилось, словно новая составляющая её существа, которую она раньше не ощущала, словно орган, которого прежде в ней не было, и вот, он возник, Мариса засвидетельствовала его появление, и теперь наблюдала за происходящим внутри себя, не зрительно, а на уровне ощущений. И Лео, от которого она не отводила взгляда, был, без сомнения, причастен к её перемене. Мариса это чувствовала. Сам ли мужчина, слова ли, произнесённые им, или совершённые им действия, пробудили в ней то особенное, что она никак не могла описать себе, не могла представить, нечто такое, что вызывало в её сердце и щемящее чувство грусти и радость и успокоение одновременно. Казалось, Мариса смотрела на Лео, не испытывая неловкости, однако, на самом деле, она робела перед ним, но отвести глаза не решалась, боясь, что потеряет и больше не сумеет отыскать в себе то новое «особенное».

– Простите меня,– повторил Лео, чувствуя, как земля под его ногами становится мягкой и горячей, как её тепло наполняет его ступни и поднимается вверх по ногам, расходится по телу и приливает к вискам,– Наверное, я стал совсем нелюдимым, я одичал.

Он сделал два шага к Марисе и остановился: тело показалось ему таким лёгким, что, осмелься он ещё на один шаг, и его понесло бы вперёд, как невесомое пёрышко. Лео глубоко вздохнул, приводя себя в чувство.