Ветер замер, боясь пошевелиться, он понял свою ошибку и так и остался висеть в воздухе, между землёй и небом, широко раскинувшись под облаками. Всё его внимание теперь было направлено вниз, к земле, к паре людей и белому псу, стоящим у озера в холодной дымке тумана.
Мариса зябко поёжилась.
– Похолодало,– произнесла она, торопясь застегнуть пальто, и вдруг выронила книгу из рук.
Лео тут же поднял её, бережно обтёр рукавом и сказал:
– Должно быть, это очень хорошая история, раз вы выбрали её читать. Только с интересной книгой можно отправиться в пустой парк в промозглый осенний день.
– Да, это правда,– ответила ему Мариса,– Но я думаю, что и ваша книга оказалась здесь по той же причине. Можно мне взглянуть на неё?
Глаза мужчины засияли.
– Конечно!– радостно ответил он, протягивая Марисе книгу.
Женщина раскрыла её на последней странице и сбивчиво прочла послесловие на латыни:
– Sed amor facit quod ipsa res quae amatur, amanti aliquo modo uniatur, ut dictum est. Unde amor est magis unitivus quam cognition. Thomas Aquinas2
.– Любовь ведёт к тому, чтобы любимый предмет с любящим каким-либо образом соединился. Следовательно, любовь более соединяет, чем познание,– перевёл Лео,– Я тоже всегда начинаю читать с последней страницы. Вот только, эту фразу, на месте автора книги, я бы поместил не в конец, а в начало. Там она была бы уместнее. А теперь можно и мне заглянуть в вашу книгу?
Мариса кивнула. Лео открыл последнюю страницу:
– Тот день казался бесконечным, но закат пришёл в положенный час, не опоздав, ни на минуту. В последних лучах уходящего солнца распустились цветы ночной фиалки, и её дурманящий аромат потянулся по саду, привлекая к себе насекомых. Дневные птицы смолкли, и только дрозд, сидя на верхней ветке яблони, всё ещё продолжал свою песню для скрывающейся где -то поблизости избранницы. Вместе с солнцем уходил зной. В кронах тополей задрожали листья – это ветер, наконец, вернулся с гор. Он нёс с собой долгожданную прохладу, запахи трав и счастливые перемены, о которых здесь ещё не знали. Ветер нёс их через этот сад, в окружённый садом дом, к людям, чьи сердца давно были к ним готовы.
Закрыв книгу, Лео вернул её Марисе со словами:
– Какой бы ни была история этих людей до последней страницы, после неё в их жизнях, определённо, не случится ничего дурного.
– А если и случится, то они смогут это пережить,– продолжила Мариса, вернув Лео его книгу.
Ветер наблюдал за беседой мужчины и женщины с трепетом и был рад, тому, что слышал. Однако он ничего не мог поделать с туманом, который всё более сгущался над парком, окутывая его холодом.
Лео сунул книгу подмышку и поднял воротник пальто:
– Действительно холодает.
– Да,– согласилась Мариса, спрятав руки в рукава, словно в муфту, а книгу, как и прежде, заботливо прижала к груди,– И теперь мне действительно пора уходить.
Ричард почувствовал, как между женщиной и мужчиной дрогнуло нечто, но лишь дрогнуло, и тут же расцвело пушистым цветком, подобным пиону, пульсируя в пространстве, словно взволнованное сердце.
– Нам тоже пора. Мы будем рады проводить вас,– сказал Лео, вопросительно взглянув на Ричарда, как будто ждал, что тот немедленно подтвердит его слова.
Пёс не повёл и ухом. Мариса ласково погладила его.
– Я так привыкла к вам за это время, что уже и не знаю, как отвыкать,– сказала она шутливо.
Все трое они медленно пошли по берегу; следом, тихий и грустный, полетел ветер.
Туман молочной завесой повис над дорогой и над озером, опутал кусты и ветви деревьев. Вот уже исчезла из вида скамья с ротанговой аркой, погасли в туманной пелене гроздья барбариса; два белых пятна на воде, в которых теперь нельзя было узнать прекрасных лебедей, молчаливо провожали удаляющиеся в гущу тумана фигуры. Где-то там, на глади спокойной воды, лист- кораблик, обретя свободу, пустился в вольное плавание, он был уже далеко от берега.
Ричард мелкой трусцой бежал по аллее. Он, то забегал вперёд, оставляя людей позади, а потом оборачивался и наблюдал за тем, как они приближаются, и как нечто плетёт вокруг них свои восхитительные узоры, то кружил вокруг пары, как будто невзначай, рассматривал их, подмечал, как необычно для него то, что происходит; он отставал, останавливался, и так стоял, пока вдруг желание оказаться рядом с хозяином не захлёстывало его, тогда он бросался вдогонку и, догнав, наслаждался заполняющей его радостью; он вставал между людьми и шёл в узорном кружеве загадочного нечто, счастливый оттого, что вовлечён в его волшебство.
Лео и Мариса говорили. Их негромкие голоса звучали уютно, как два перекликающихся ручейка, и слова, произносимые ими, превращались в журчание, суть которого была понятна им одним. Сопровождающие людей пёс и ветер и не пытались постичь их речь, зная, что этот язык не для них, но наслаждались той непостижимой нежностью, которая исходила теперь от этого мужчины и от этой женщины.
Когда они остановились на перекрёстке аллей у высокого гипсового вазона с цветами, Лео оказался с одной его стороны, Мариса – с другой, а ветер и Ричард – по две другие сто́роны.