А потом наступил вечер и мы перекусили, собрали вещи и вернулись в интернат. А на следующий день каникулы закончились, и мы снова играли в покер, и я отыграл все деньги, которые потратил на кольцо. Ничего особенного не произошло. Азаев только не играл, хоть и приехал. Да и ну его нахуй, раз не свалил. Успею я до него доебаться.
Я подарил ракушку Банни. Прикольная штука – баночка с запечатанной ракушкой и такая подвесочка с маленькой клеточкой. Ракушку открываешь – в ней жемчужинка. Её в эту клеточку вставляешь и носишь. Жемчужина была маленькая, меньше горошины, но чёрная. Банни понравилось. Она мне презентовала классный шарф, серый с чёрным, Игорь – шикарный блокнот в кожаном переплёте, с позолоченной кромкой и золотой ручкой (не настоящей золотой, конечно, но выглядит круто). Даже Дёмин подарок сделал – лазерный фонарик-указку. Вроде фигня-фингёй, но дорог не подарок, дорого внимание – да и понравился он мне.
А потом началась учёба и я привычно сидел на задней парте – то с Вовчиком, то с Игорем. Парты отмыли, от рисунков Макса ничего не осталось. На уроках лит-ры скука – никому и дела нет, какой смысл вкладывал какой-то хер сто лет назад в какое-то произведение. Вернее, Игорю есть, но ему важна оценка, вот он и отвечает как по писаному, училка кивает головой, садись, Менштейн, «пять».
Сегодня Старый Новый год. С ёлки, что осыпалась в актовом зале, сняли игрушки – в основном пластмассовые и самодельные бумажные, мишуру и лампочки, часть из которых не светила. Останки ёлки вынесли во двор, на голых ветках зацепились куски мишуры.
Когда стемнело, мы сожгли её, она хорошо горела из-за смолы и эфирных масел. Мы взрывали привезённые мною петарды и передавали по кругу бутылку с очередной настойкой, которую бабка прислала Рэю. Я смотрел в огонь и думал про ад, про Макса, про Вовчика с Рэем, про то, что ни хрена не знаю, что будет дальше со мной, не знаю, чего я хочу.
Потом я загнал Игоря в душ, типа, не хочу спать с ним, дымом провонявшим, в одной комнате. Но дело было не в этом, надо было поговорить.
– Игорь, скажи сразу, я бить не буду, слово даю. Ты гей?
– У тебя крыша поехала? – Игорь кинул в меня мочалкой. Я рассмотрел его внимательно. Хм, а он, и правда, красивый… Только худой и сутулится. – Ты как с Максом пообщался, так всех по себе равнять будешь?
– Смотри у меня, чтоб без всякой там хуйни! – я тоже кинул в него мочалкой. Ну, хоть с Игорем всё нормально.
Перед сном я достал тайком кольцо. Я хранил его в плоской баночке с завинчивающейся крышкой, на комке ваты. Посветил туда фонариком, посмотрел, как оно переливается. Красивое. Необычное. Оно как будто обещало какие-то изменения, оно было совсем другим, непохожим на все те цацки, которые у меня были, и оно было моим.
От этого становилось немножко легче.
====== 31. Старый новый год. Макс 1 ======
«Last Christmas
I gave you my heart…» – я подпевал музыке, осторожно снимая в веток хрупкие стеклянные украшения и подавая их отцу.
– Вот этот – в голубую коробочку, – я протянул заснеженный домик из прозрачного разноцветного стекла. Tiffany, подарок от матери Спирита. Любит она такие вещи дарить… Но домик, и правда, очень красивый. Как сказка, в которую верил в детстве.
Сегодня Старый Новый год. Звучит-то как! Старый Новый год. Для меня с детства в этом было что-то такое уютное и немного грустное. Вот был Новый год – волшебный праздник, вот чудесные каникулы, а вот и конец – Старый Новый год. Словно красивая новогодняя свечка в виде ёлочки или снеговика догорела.
У нас в семье традиция – в этот день мы «раздеваем» ёлку. Всегда так было. Только раньше на стуле стоял отец и подавал игрушки мне, а теперь наоборот, потому что я выше ростом. Многие из этих игрушек в два раза старше меня – ещё советские, хрупкие, со стёршейся краской, с облупившейся серебрянкой… Они, в основном, изображают продукты – вон даже огурец. Есть и новые, купленные здесь или на всевозможных «рождественских ярмарках» по всему миру. А вон – обезьянка из кокосовой скорлупы и перламутра, это вообще не ёлочное украшение… А вон – сушеная рыба-шар, эту я вообще для прикола повесил.
«Once bitten and twice shy
I keep my distance
But you still catch my eye.
Tell me baby…» – у нас в стране предпочитают более быстрые каверы, не говоря уже о – как выражается Спирит – богонеугодном русском варианте Стрелок, но мне нравится именно оригинал, мягкие голоса британского дуэта. В них нет ничего ярко-праздничного, наоборот, что-то такое мягкое, грустное. Да и сама песня тоже по смыслу такая…
Вот и я себя в последнее время тоже чувствую как-то так. Как после долгой болезни.
Сев тогда в машину, я ничего не соображал. В голове была только одна мысль: «Плакать нельзя!!!» А мне хотелось.
А ещё мне жутко хотелось – в духе идиотского голливудского хеппи-энда – открыть дверь машины, выпрыгнуть обратно, схватить Стаса за руку и втащить внутрь. Или обнять при всех и сказать, что не поеду никуда без него.
Но это всё было бредом, конечно. Полным и абсолютным.