Любовь без поцелуев (СИ)

– там была не только эта сука, но ещё целая толпа пидоров, которые поганку мутили, – подставили Ромку Сен… Тьфу ты, Фрисмана. У него, конечно, крыша едет по-страшному, но он за Максимом приглядывает. Вот так и вышло. Меня в городе не было, Витька вернулся на день раньше, чем они думали. И всё бы у них, блядь, получилось, если бы в машине вместо тебя какой-нибудь пидор томный сидел. Им когда на тебя ориентировку дали, сказали только, что высокий, белобрысый. Ну и решили, что это его одноклассник, то ещё уёбище. Вот так-то, блядь. И верь после этого бабам!

– Да нихуя им, сукам, веры нет, – охотно подтвердил Стас. – Так и чего с этой падлой стало?

– Да так… Женщина она уже немолодая, выкидыш на почве стресса, ну и летальный исход. Нихуя ребёнок не от меня был, а от какого-то левого ёбаря. Я ради этой бляди собирался сына за границу отправить, а она…

– Понятно.

Виктор Степанович с интересом смотрел на этих двоих, особенно на Стаса. Он помнил, как бежал по лестнице наверх и услышал выстрелы. Потом, осмотрев дверь, удивился, насколько точно парень ухитрился прострелить замок. Он знал, что в ситуациях сильного стресса организм бросает на амбразуру все имеющиеся ресурсы. Что будет, если научить человека пользоваться ими в любое время? Стас, при всех своих странностях, не был безмозглым отморозком. Более того, он явно стремился к саморазвитию, это чувствовалось.

Анатолий Владимирович думал о том, что чуть не потерял сына, и что по гроб жизни должен этому странному парню, по которому не то психушка, не то зона плачет. И что он, стреляный воробей, чуть не повёлся. Развели, как последнего лоха!

Стас представлял себе город, который видел только на экранах, как и почти всё в этой жизни, и Макса там. Как он гуляет между небоскрёбами, заходит в кафе, свободно говорит с иностранцами… Он жалел только о том, что не удалось самому поубивать всех, кто превратил его самый прекрасный день жизни в кровь, грязь и страх.

Стук в дверь нарушил неловкое молчание. Это медсестра звала Стаса на очередной сеанс физиотерапии. Скомканно попрощавшись, Анатолий Владимирович вышел из комнаты вместе с телохранителем, однако их путь пролегал в одну сторону и только в холле они разошлись. Полупарализованный старик так и сидел в кресле, его длинные, высохшие пальцы скребли подлокотник.

– Заметил этого типа в кресле? – спросил Веригин-старший у своего телохранителя, когда они шли к машине. – Это Староверов. Сколько же ему лет? А ведь жив, курилка, хоть и покушались на него сколько раз… Тот ещё тип… Странный он, этот Комнин. И страшный. Давно таких не встречал, – мужчина помассировал виски. – Тогда ещё…

Он не договорил. Он должен быть сильным и уверенным в себе. Он ни за что бы не признался никому, да и от себя гнал эти мысли, но ему упорно казалось, что он уже видел Стаса. Видел давным-давно. Ложная память, дежавю? Нет, это просто переутомление.

– Комнин, – задумчиво произнёс его спутник, выруливая со стоянки. – Была в Византии такая династия – Комнины. Через И.

Всё-таки когда-то давно он учился на историка.

Старик в кресле смотрел вслед ушедшим и думал о том, что у старых грехов длинная тень, и что ничего не вечно и не ново под луной. Ещё он подумал о том, что можно попробовать поговорить с парнем. Вот только он немного подремлет, чтобы восстановить силы. Совсем недолго… веки такие тяжелые…

Больше Андрей Староверов, по кличке «Старый», не просыпался.

Рейс «Москва – Нью-Йорк» завершился и встречающие вытягивали шеи и вставали на цыпочки, поскорее желая обрести своих долгожданных, чтобы вписать их из шредингеровской неопределённости в свою реальность. Среди них стоял и мучился от нетерпения симпатичный молодой человек, едва ли не прыгающий на месте. Люди посматривали на него с улыбкой – так ждут только возлюбленных.

Но вместо красавицы появился парень – высокий, крепкого телосложения, в тяжелой байкерской куртке, совсем новой, но уже поцарапанной, с небольшой кожаной «заплаткой» на плече. Они встретились взглядами и больше не отводили глаз.

Люди смотрели на них, большинство – с брезгливым любопытством. Они шли друг к другу, сейчас они существовали только друг для друга и были счастливы. Но они так и не поцеловались.

Не здесь.

Хоть и считалось, что Макс «уехал к матери», жил он в гостинице. По вполне понятным причинам. Сложно изображать из себя красавицу «лет тридцати, не больше», когда рядом твой семнадцатилетний сын. Макс ничего не имел против. С женщиной, которая много лет назад обещала приехать на его день рождения, да так и не приехала, его не связывало ничего и менять это он не хотел.