Любовь без поцелуев (СИ)

Впрочем, есть какое-то извращённое удовольствие в наблюдении за такой жизнью. Ведь это – целый пласт общества, с которым я раньше никогда не сталкивался. Если подумать, я всегда жил в обособленном мире.

С чего это началось? Наверное, с детства. Девяностые годы, развал, разруха, а наша семья – самая богатая в районе. Нет, мы не олигархи, но четырёхкомнатная квартира с тремя телевизорами, две машины, огромный холодильник, всегда набитый едой, делали меня объектом для зависти и недоверия. «Не общайся с ним, его отец бандит!» – «Не общайся с ним, он из богатой семьи, а все они нашу кровь пьют!» – «Пойди подружись с Максиком, он из богатой семьи, он поделится с тобой конфетами!» Глупо думать, что дети такое не слышат. Дети всё слышат и делают выводы. Впрочем, особо я общаться и не рвался. У меня была роскошная детская, заваленная самыми невероятными игрушками до потолка: самые классные роботы на батарейках, самые быстрые радиоуправляемые машинки, огромное количество динозавров всех форм и размеров (я обожал наборы динозавров), а из конструктора «Лего» можно было собрать дом, в котором я легко помещался. Ну и, конечно, свой собственный телевизор, видеомагнитофон с полным набором кассет с мультиками и комедиями (особой моей любовью пользовались «Земля до начала времён» и «Алиса в стране чудес»), приставка (тогда ещё «Денди»), книги… И, конечно, был Спирит. Он появился примерно тогда же, когда исчезла мать, где-то лет в пять. Тогда, правда, ещё не Спирит, а просто Рома Сенкин из соседнего подъезда. Со сверстниками во дворе он тоже не очень контачил – тихий, задумчивый, с милой шапочкой тёмных кучеряшек и невероятной фантазией. «А представь, что мы…» – и мы попадали в фантастический мир, где было наплевать, что вокруг нас происходит. Семья Сенкиных не могла похвастаться особым достатком, но людьми они были непростыми. Дед – ректор, бабушка – театральный критик, мать – певица, отец… Тоже кто-то там. Был у Спирита ещё и старший брат – Антон, старше его лет на пять, поглядывавший на нас довольно презрительно, но видик ко мне ходивший смотреть с удовольствием. Так мы и проводили время.

Вспоминаются всякие глупости. Вот мне семь лет. День рождения. Повезло мне, тридцатое декабря. Странно, но я точно помню, что лет до четырнадцати я не праздновал свои Дни рождения. Да, но тогда он мне запомнился тем, что я ждал мать. Последний раз, когда я точно помню, что так вот, действительно, ждал. А она не приехала, хотя по телефону и обещала. Помню, что бродил целый день по дому, в нарядной белой рубашке и всё никак не мог найти себе места, а потом, под вечер, задремал прямо в прихожей. Помню очень хорошо – закрывал глаза, ещё было светло, окна горели мягким морозным огнём. А проснулся – во всей квартире тишина и полумрак. Пусто. Вот в тот момент я и понял – мать не приедет. Стало обидно до слёз. А через пару минут щёлкнул замок и вошёл отец. С коробкой киндер-сюрпризов в руках. Целая коробка! «Мама не смогла приехать», – не глядя на меня сказал он, пока я зачарованно пялился на бело-красное богатство. «Слушай, я это… Ромку, друга твоего отпросил, он сейчас придёт. У нас Новый год встретите. Переодевайся.» До слёз дело не дошло тогда. Рома пришел, холодный, румяный с мороза, с сумкой, вопя: «А там подарок, а я тебе его не дам!» – и я выкинул мифическую маму из головы. У меня был День рождения, у меня был Новый год, ёлка, самый лучший друг в мире, первые новогодние каникулы и целая коробка киндер-сюрпризов! Помню, к отцу пришли гости: мужчины в пиджаках и дорогих спортивных костюмах, у которых под тяжелыми золотыми перстнями были видны другие – синие, и женщины – в блестящих платьях, держащихся на честном слове. Нас не посадили за общий стол, накрыли в детской, но мы, всё-таки, пробрались к взрослому столу и, конечно, гости не смогли удержаться от того, чтоб притащить табуретку и загнать нас туда по очереди. Я пролепетал про ёлочку и благополучно ретировался, а вот Спирит (тогда ещё просто Рома, хотя…) всех удивил. В спокойной, расслабленной позе, глядя куда-то поверх толпы, он громким, уверенным голосом начал декламировать:

«Ты и во сне необычайна.

Твоей одежды не коснусь.

Дремлю — и за дремотой тайна,

И в тайне — ты почиешь, Русь…»

Его родители, надеясь обнаружить в нём один из семейных талантов, заставляли его заниматься декламацией. Потом он мне признался, что все новогодние стишки у него просто вылетели из головы. Гости были впечатлены и я тоже. Ему даже позволили глотнуть шампанского, после чего нас выставили за дверь.

«Дай попробовать? –А? – Ты весь шампанским облился», – и я лизнул его в щёку возле губ. Вкус шампанского и чужой кожи. Вкус счастья.

Потом мы лежали в одной постели и шептались, прижимаясь друг к другу, слыша доносящиеся из гостиной звуки «взрослого» веселья. Ни визги, ни треск посуды нас не пугали. Нас бы и выстрелы не испугали. Мы были вдвоём и я совершенно не думал о том, что мать так и не приехала.

И вообще, я потом об этом никогда не думал.