Любовь – это путешествие

Пообещай, что не скажешь. И больше не пиши мне, пожалуйста. Знаю, тебе жаль. Я понимаю, почему ты так поступил. И все же не пиши мне и не звони.

Сейчас

Дилан

У Маркуса идет кровь из носа, и капля падает на Адди, когда та наклоняется над унитазом, отплевываясь, и расползается по пижаме, как неровные пятна красных чернил. В ванной слишком тесно для троих. После удара Маркуса в виске пульсирует боль.

– Адди, эй…

С тревогой наклоняюсь к ней, отпихнув Маркуса.

Тот, пошатываясь, отходит. В дверь протискивается Деб. Адди же дрожащими пальцами вцепляется в сиденье унитаза. На ее лице нездоровая, восковая желтизна.

– Отравилась, что ли? – спрашивает Маркус.

Практичная Деб смывает воду.

– В чем дело-то? Что я пропустил? – недоумевает Маркус. – Ведете себя так, будто я злодей. Она приставала к другому мужику, пока Дилан не видел, забыли?

– Иди нафиг, ни к кому она не приставала! – взрывается Деб, но тут же обрывает себя. – Извини, Адди. Я молчу.

– Все нормально? – кричит Родни из-за двери.

– Все хорошо, Родни! – отзываюсь я, стараясь сохранять спокойствие. – Иди спать.

– Ладно… – неуверенно отвечает он.

Наконец Адди садится на пол и натягивает рукава пижамы до самых пальцев, морщась от боли в растянутом запястье. На меня она не смотрит. Деб устраивается рядом, и мы втроем сидим на полу, а Маркус возвышается над нами. Под его глазами уже наливаются синяки, к носу он прижимает комок туалетной бумаги, но даже сквозь все это на его лице явно читается испуг.

– И все-таки в чем дело? Что случилось в тот день? – спрашивает он меня. – О чем ты мне не рассказал?

– Адди попросила не говорить.

До Маркуса, кажется, начинает доходить, и он медленно переводит взгляд на Адди.

– Этьен? Он…

– Не думал, что он мог соврать? – хрипло спрашивает Адди.

Он сдавленно стонет и тяжело опускается на бортик ванны. В затянувшемся молчании тихо капает кран.

– И ты позволила мне думать, будто… Почему?

Деб передает ему новый кусок бумаги, и я поражаюсь нелепости происходящего: так долго мы всячески друг друга избегали, а теперь набились вчетвером в тесную заплесневелую ванную.

– Ты за мной следил, да? – Адди наконец смотрит на Маркуса.

Он же отворачивается, и я с удивлением замечаю в его глазах слезы. Деб задумчиво хмурится. Он поспешно отирает щеки, будто от дождя или грязи.

– Да. Время от времени. – Вновь слышно капанье крана. И внезапно Маркус продолжает: – Дело в том… Не знаю, как объяснить. Я много пил, гробил свою жизнь. Индия на меня злилась, отец со мной не разговаривал… Мне казалось, что если я уберегу Дилана от ошибки, то принесу пользу, совершу добрый поступок, и тогда все будет хорошо. Дилан всегда был рядом со мной. Я не мог… Не мог потерять и его.

– Не верю. – Деб качает головой. – Ты же просто ненавидел Адди. Не может быть, что все дело лишь в долбанутом плане по защите Дилана.

Маркус поднимает глаза к потолку. Мое сердце тяжело стучит. Хочется прижать Адди к себе или хотя бы к ней прикоснуться: пригладить волосы, поцеловать в щеку.

– Не знаю, но… Я чувствовал, что она плохо влияет на Дилана. Знал, и все! А потом стало еще хуже: она же словно залезла ему в голову, и он оказался полностью ею поглощен, помешался на ней…

– Боже, – изумляется Деб. – Да ты же ее любил. Любил Адди.

Все замирают.

Мой психотерапевт сразу предположил, что Маркус мог быть влюблен в Адди, и понимание этого стало для меня ключом к прощению. Я был его братом, родственной душой, старейшим другом. Как он, должно быть, ненавидел себя за чувства к Адди. И проще всего было обратить эту любовь в ненависть к ней, иначе пришлось бы ненавидеть себя самого.

Но с ним мы никогда это не обсуждали. Ни разу.

– Так я права? Признавайся, – не сдается Деб.

Маркус резко отворачивается, перекинув ноги внутри ванны, и прижимает руки к лицу, и мы слышим всхлипы.

– Так вот почему ты был возле школы! – догадывается Деб. – Вот почему тебя так волновало, спит она с Этьеном или нет. Вот почему ты всегда был таким придурком по отношению к ней и Дилану.

Я смотрю на Адди, а она с изумлением разглядывает спину сгорбившегося, дрожащего на краю дешевой пластиковой ванны Маркуса. Как же такой несчастный человек мог наделать столько бед?

– Маркус?.. – тихо зовет его Адди.

Он резко бьет ногой по дну ванны, и мы все вздрагиваем от неожиданного звука в повисшей тишине.

– Твою мать! Любил, конечно! Любил! Дилан, ты был глуп и слеп. Ты был настолько глуп, что даже не замечал порой мою ненависть к тебе! И из-за твоей глупости я мог увести ее в любую минуту, ты так упростил мне задачу! Сам же вечно нас сводил, хотел, чтобы мы проводили вместе больше времени, поладили. А я ведь не хороший парень! Я не из тех, кто отходит в сторону ради лучшего друга. Знаешь, как мне было сложно? Под конец я уже мечтал, чтобы она исчезла. Потому что это было пыткой – смотреть, как ты все портишь, потом вроде исправляешь…