Любовь и бесчестье

— Ты ни в коей мере непристойна, Вероника Фэрфакс, — сказал он, услышав снова ее дыхание. — Мне придется тебя наказать.

— Пожалуйста, — прошептала она, — не делай этого.

Вероника снова повернула голову, и этот их взгляд, разделенный обоими, был взглядом любовников.

— Не уходи, не покидай меня, — сказала она, — пожалуйста.

Будто он мог ее покинуть.

Она так легко переиграла его, получая удовольствие и от игры, и от него.

Ее лицо и шея раскраснелись, губы припухли, будто Монтгомери долго целовал ее, глаза были широко раскрыты и казались зелеными. Вероника задала ритм их движениям, упершись ногами в пол и приподнимаясь и опускаясь, будто используя его.

Монтгомери получал такое наслаждение, что готов был рассмеяться.

Вместо этого положил ладони на ее бедра и принялся помогать ей подниматься и опускаться и, когда она опускалась, тонул в ее тихих стонах.

— Ты ведешь себя совершенно недостойно, Вероника, — бормотал Монтгомери, подаваясь вперед, прикусывая зубами ее шею и дыша ей в ухо.

— Знаю, — ответила она, поворачивая голову.

В глазах ее сверкал грешный восторг.

— Быстрее.

— Да, — отозвалась Вероника, и в ее голосе он различил нечто похожее на шипение. — Да.

Монтгомери хотелось провести языком по ее коже, ощутить ее вкус, прикусить сосок, забрать его в рот и потянуть. Но он сидел неподвижно, позволяя ей взять, использовать и выпить себя до дна. Ему хотелось излиться внутрь ее, ощутив восхитительное наслаждение, столь сильное, что оно граничило с болью.

Вероника достигла вершины, и он узнал об этом, услышав ее протяжный стон. Ее ритмические сокращения стали реже, а дыхание выровнялось и приняло более медленный характер, и тогда Монтгомери поднял ее на руки и перенес на свою постель, слегка пошатываясь, но испытывая такое ощущение, будто завоевал весь этот мир.

Когда рассвет разбудил его, Монтгомери смотрел на спящую Веронику, а восходящее солнце раскидало по комнате свои оранжевые блики.

Страсть сплела вокруг них сеть, обволокла их, но ему совсем не хотелось выпутываться из нее. С самого начала Монтгомери был поражен тем, что Вероника полностью отдавала себя в его власть. Теперь же, когда он начал узнавать эту женщину, понимание Вероники привязывало его к ней еще сильнее.

Вероника кое-что знала о его прошлом, но далеко не все. Правда заключала в себе трагедию и глупость и была вовсе не такой историей, какую ему хотелось бы рассказать.

И все же у него возникло чувство, что он не узнает покоя до тех пор, пока она не услышит ее всю.

И что тогда она скажет? Изменит ли это знание ее отношение к нему?

Волосы Вероники разметались вокруг лица. Губы и лицо были розовыми.

«Что тебе не нравится во мне?» Почему она ощущала ущербность в их отношениях?

Она знала о Кэролайн. И все же за все прошедшие недели не сказала ни слова.

Монтгомери потянулся и, положив руку ей на плечо, ощутил ладонью тепло ее кожи. Даже спящая она привлекала и обольщала его, будучи столь же естественной и неотъемлемой частью природы, как воздушные потоки, обтекающие его корабль. Он нуждался в ней.

Вероника заморгала и открыла глаза.

— Полетишь со мной? — спросил он, робея, как мальчик.

— Полететь? — спросила она, потягиваясь. — Когда?

— Завтра. — Взглянув в окно, он тотчас же поправился: — Сегодня.

Она показалась ему встревоженной.

— Не стоит бояться, — ответил Монтгомери. — Я хочу испытать воздушные потоки.

— Я не боюсь, — сказала Вероника, но он заподозрил, что это не так.

В Веронике чувствовалась твердая сердцевина, упрямство, позволявшее ей отрицать такое чувство, как страх.

Монтгомери терпеливо ждал, чертя пальцем неведомый узор на ее плече.

Вероника медленно кивнула.

— Это «да» или «нет»? — спросил он.

Она снова кивнула, на этот раз сопровождая кивок улыбкой.

— Это по единственной причине, чтобы доказать мне, что не боишься? — высказал он догадку.

Ее широкая улыбка заслуживала поощрения — поцелуя.

— Страсть идет тебе на пользу, Вероника, — сказал Монтгомери, отстраняясь. — Твои щеки порозовели, и ты выглядишь любимой.

Он снова заключил ее в объятия, и дальнейшая беседа заглохла и потерялась в приливе наслаждения.

Глава 21

Проснувшись в это утро в постели Монтгомери, Вероника оказалась одна. Уже наступило позднее утро. Она вызвала звонком Элспет, оделась и направилась к винокурне. Желудок ее вибрировал от возбуждения. Она увидела воздушный шар прежде, чем достигла изогнутого дугой моста. Изготовленный из полос голубого и зеленого шелка, он представлял собой удивительное зрелище, способное привлечь внимание большинства обитателей Донкастер-Холла.

Монтгомери стоял в квадратной корзине чуть ниже стреноженного воздушного шара. Он не подал ей знака взмахом руки, когда она ступила на верхнюю часть арки моста, но следил за ней взглядом.

Тело Вероники обдало жаром, а сердце затеяло бешеную пляску. Одного его взгляда было достаточно, чтобы сотворить с ней такое.

Когда она приблизилась, Монтгомери перегнулся через край корзины и протянул ей руку.

— Ты передумала?

— Нет, — возразила она.

Но от волнения ее голос походил на писк, и это ее раздосадовало.

Улыбка Монтгомери потускнела.