Любовь и другие слова

— Я вернулась домой с работы в два часа ночи. Я упала лицом в подушку. Не знаю, чистила ли я зубы с этих выходных.

Его ухмылка так искренне счастлива, что у меня внутри открываются скрипучие петли. — Ты всегда планировала вернуться сюда, или это было просто место, где ты совпала?

— Это был мой первый выбор.

— Ты хотела быть ближе к Дункану. — Он кивает, как будто в этом есть смысл, и это укололо меня. — Когда он умер?

— Ты всегда планировал вернуться сюда?

Я вижу, как он работает над моим отклонением, но он делает глубокий вдох и медленно выпускает воздух. — Это всегда был мой план — жить там, где ты. Этот план провалился, но я решил, что в Беркли у меня есть все шансы увидеть тебя снова.

Это бросает меня. Как будто я кирпич, и меня бросили в стеклянное окно. — О.

— Ты знала это. Ты должна была знать, что я буду здесь, ждать.

Я быстро глотаю глоток воды, чтобы ответить. — Не думаю, что я знала, что ты все еще надеешься, что я…

— Я любил тебя.

Я быстро киваю в ответ на этот взрывной перерыв, и ищу спасения в лице официантки, приносящей еду. Но ее там нет.

— Ты тоже меня любила, ты знаешь, — тихо говорит он. — Это было всем.

Я чувствую себя так, будто меня толкнули, и немного отталкиваюсь от стола, но он наклоняется ко мне. — Прости. Это слишком напряженно. Я просто боюсь, что у меня не будет возможности сказать это.

Его телефон снова прыгает по столу, жужжа.

— Тебе нужно ответить? — спрашиваю я.

Эллиот потирает лицо, затем откидывается на спинку стула, глаза закрыты, лицо наклонено к потолку. Только сейчас я понимаю, какой он обрюзгший, как устало выглядит.

Я снова наклоняюсь. — Эллиот, все в порядке?

Он кивает, выпрямляясь. — Да, я в порядке. — Он смотрит на меня, задерживаясь на мгновение, и, кажется, решает рассказать мне, что у него на уме: — Вчера вечером я расстался со своей девушкой. Она звонит. Она думает, что хочет поговорить, но на самом деле я думаю, что она просто хочет на меня накричать. Она не будет чувствовать себя хорошо после этого, так что я пока щажу нас обоих.

Я проглатываю огромный комок в горле. — Ты порвал с ней прошлой ночью?

Он кивает, поглаживая обертку соломинки, и тихо благодарит официантку, когда она ставит перед нами еду. Когда она уходит, он признается низким голосом: — Ты — любовь всей моей жизни. Я предполагал, что в конце концов я тебя переживу, но видеть тебя вчера? — Он качает головой. — Я не мог вернуться домой к другой и притворяться, что люблю ее всем, что у меня есть.

Тошнота накатывает на меня. Честно говоря, я даже не знаю, как передать эту тяжелую эмоцию в моей груди. Это то, что я так сильно отношусь к тому, что он говорит, но я гораздо больше трусиха? Или все наоборот — я двигаюсь дальше, нашла кого — то и не хочу, чтобы Эллиот вторгался в мою легкую, простую жизнь?

— Мейси, — говорит он, теперь уже более настойчиво, и открывает рот, чтобы продолжить, но тут срабатывает еще один спусковой крючок, еще один вызов в игровом шоу. Я нащупываю бумажник, нажимаю на зуммер, но на этот раз Эллиот останавливает меня, схватив мою руку в свой нежный захват, его щеки розовеют от гнева. — Ты не можешь так поступить. Ты не можешь постоянно убегать от этого разговора. Это длилось одиннадцать лет. — Наклонившись, он сжимает челюсть, добавляя: — Я знаю, что все испортил, но неужели все было так плохо? Так плохо, что ты просто исчезла?

Нет, не было. Не сначала.

— Это, — говорю я, оглядывая нас, — ужасная идея. И не из — за нашего прошлого. Ладно, да, отчасти это так, но это еще и прошедшие годы. — Я встречаюсь с ним взглядом. — Ты расстался со своей девушкой прошлой ночью после того, как увидел меня на две минуты. Эллиот, я выхожу замуж.

Он сбрасывает мою руку, несколько раз моргает и, кажется, — впервые за все время, что я наблюдаю это, — теряется в словах.

— Я выхожу замуж… и ты многого не знаешь, — говорю я. — И многое из этого не твоя вина, но это, — я машу пальцем взад — вперед в узком пространстве, разделяющем нас через стол, — между нами? Это отстой, что все закончилось, и мне тоже больно. Но все кончено, Элл.

Тогда: Пятница, 21 декабря

Пятнадцать лет назад

Как будто папа знал, что после разговора о Рождестве без мамы с Эллиотом я была нежной, он был еще тише, чем обычно, за ужином в четверг вечером.

— Хочешь завтра поехать на Козий утес? — спросил он, доедая курицу.

Козья утес — это ветреный пляж, где Русская река впадает в Тихий океан. Известно, что там холодно, опасное подводное течение делает пляж небезопасным даже для захода в воду, а в воздухе так много песка, что почти невозможно жарить хот — доги.

Мне это нравилось.

Иногда в устье реки отдыхали морские львы и слоновые тюлени. Темные, насыщенные водоросли, тяжелые от соли и почти нереальные для меня в своей потусторонней, полупрозрачной странности. Песчаные дюны усеивали береговую линию, а в центре пляжа и на узком перешейке возвышалась одинокая гигантская скала, торчащая вверх более чем на сто футов, как будто ее туда уронили.

— Ты можешь пригласить Эллиота, если хочешь, — добавил он.

Я подняла на него глаза и кивнула.