Любовь и ненависть

и который ушел невредимым из-за халатности отца и сына

Инофатьевых.

Кузовкин лишь на одно мгновение осветил шлюпку

дубавинским фонариком, затем ловким прыжком вскочил в нее

и назвал пароль. А через несколько минут он сидел уже в

каюте командира чужой подводной лодки, начавшей поспешно

погружаться на дно.

Но в это время с берега, почти с того места, где был

задержан Дубавин, над морем взвились одна за другой две

осветительные ракеты. Это был сигнал двум нашим кораблям,

которые, прежде чем погасли две последующие ракеты, с

ослепительно включенными прожекторами бросились на

лодку, быстро уходящую на глубину.

Треснула ночь над морем, разбитая захлебывающейся

скороговоркой пушек двух кораблей. Один снаряд насквозь

прошил стенку боевой рубки и разорвался внутри, другой

заклинил перископ. Катера подошли к лодке на предельное

расстояние, их пушки угрожающе, в упор глядели на ярко

освещенную броню чужой, пойманной с поличным лодки.

Командир ее понял, что шансов на успешное бегство не

осталось никаких и что дальнейшее погружение просто

бессмысленно: стоит только рубке скрыться под водой, как на

их голову обрушатся глубинные бомбы. И опять с грохотом и

надрывом заработали помпы, выдувая балласт воды, и снова,

как полчаса назад, иностранная лодка начала всплывать на

поверхность. Только теперь не молчала ее рация: в эфир

открытым текстом, как заклинание, как вопль отчаяния, летели

слова: "Сбились с курса, окружены и атакованы советскими

кораблями, получили серьезное повреждение. Всплываем.

Координаты..."

"Сбились с курса", "заблудились...". В который раз

прибегают к этой не столько наивной, сколько глупой версии

преднамеренные нарушители сухопутных, воздушных и

морских границ! Они знали, что это глупо, что ни один

сведущий человек этому не поверит, но у них не хватало

мужества сказать правду. Их нужно непременно за руку

поймать, показать улику. И этой живой, убедительной,

неопровержимой уликой был тот человек - советский

подданный, агент иностранной державы, - за которым пришла

лодка в чужие воды, преодолев тысячи миль, и который

(вернее, двойник его) теперь сидел запертым в каюте

командира.

Командир отлично понимал, что для него самое ужасное

- тот посторонний, да еще советский, человек на борту лодки.

Избавиться от него не было никакой возможности. Спрятать?

Но где и как? Он знал, что советские моряки произведут

тщательный осмотр всей лодки и никуда не спрячешь живого

человека. Живого. А собственно, нужен ли он теперь? А не

лучше ли избавиться от него? Выбросить в море через

торпедную трубу?

Лихорадочно метались мысли в разгоряченном мозгу

командира лодки. На выручку пришел помощник. Торопливой

скороговоркой он сказал:

- Этот русский не должен быть русским. Разрешите

быстро переодеть его во флотскую форму?

- Переодевайте, - согласился командир, но тут же

передумал: - Погодите. Это может вызвать непредвиденные

осложнения. А вдруг проверят штатное расписание. И потом -

не успеете переодеть. За борт бы его... Но поздно. Решено:

пусть лучше будет корреспондентом военной газеты.

А на верхней палубе лодки уже стучат каблуки советских

моряков. Помощник командира с шумом ворвался в каюту и

угрожающе сказал невозмутимому Кузовкину:

- Вы - мистер Шварц, понимаете? Генри Шварц,

журналист. Представитель агентства... или газеты, черт

побери, как угодно назовитесь. Соображайте сами. Попробуйте

сыграть роль.

Итак, лейтенанту Кузовкину предстояло одновременно

сыграть две роли: Ария Дубавина и Генри Шварца. Но он не

собирался этого делать: теперь уже не было нужды. Он сидел

в кают-компании вместе со всеми офицерами, которых

собрали по моему приказу. Мы, трое советских офицеров-

моряков и представитель пограничников, вошли в кают-

компанию и первым нашим вопросом было:

- Есть на лодке посторонние?

- Нет, - коротко ответил командир.

- А кто будет этот штатский? - Майор-пограничник

устремил строгий взгляд на Кузовкина.

- Мистер Генри Шварц , журналист, - с готовностью, но

без излишней торопливости ответил командир лодки.

- Как и когда он попал к вам на корабль? - осведомился

майор.

- Он вышел вместе с нами из базы, - командир назвал

военно-морскую базу одной иностранной державы.

- Вы подтверждаете слова командира корабля? -

спросил майор-пограничник лейтенанта Кузовкина.

- Нет, не подтверждаю, - ответил Анатолий Иванович. - Я

не мистер Шварц и не журналист. Я советский человек -

Кузовкин Анатолий Иванович. Меня приняли на борт лодки, -

он взглянул на часы, - сегодня в двадцать два часа двадцать

восемь минут здесь. Я был доставлен их матросом на