Любовь и ненависть

Подполковник протянул мне газету и указал на небольшое сообщение корреспондента «Правды» из Вены. Я прочитал строки, обведенные красным карандашом: "Несколько месяцев назад в Вене объявился американский писатель и профессор литературы Самуэль Пельциг… Он познакомился в литературном кафе с четырьмя молодыми людьми. Ученый муж запросто пригласил их к себе на квартиру и там из "чисто литературного интереса" угостил их опиумом — гашишем и марихуаной. Сам профессор этих наркотиков не употреблял…"

Прочитав эти строки, я поднял озадаченный взгляд на подполковника, наблюдавшего за мной во время чтения, и он, поняв мои чувства, проговорил:

— Вот так-то, товарищ Ясенев… Завтра мы с вами на эту тему еще поговорим.

Когда я вернулся в дежурную комнату, там шел острый разговор между моим помощником и представительным на вид гражданином, говорившим с ярким кавказским акцентом. Я пришел в самый разгар «дискуссии», но тут, пожалуй, стоит рассказать, что происходило здесь до меня.

У ресторана «Арагви» в машину такси сели двое: молодой красавец с черными усиками, который сейчас стоял возле барьера в дежурной комнате, и молоденькая девчонка. Они были навеселе. На вопрос водителя: "Куда ехать?" — молодой человек небрежно достал десятку и со словом «аванс» с развязно барской бесцеремонностью бросил ее на переднее сиденье. Шофер повторил свой вопрос.

— В Химки! — сказал молодой человек и, не дождавшись, когда тронется машина, стал обнимать и целовать девушку, которой, как выразился шофер, "цинизм и нахальство не очень понравились". Но молодой человек был настойчив и непреклонен, несмотря на решительное сопротивление его знакомой. Между ними завязалась борьба, короче говоря, молодой человек пытался проявить насилие. Девушка подняла крик, взывая о помощи. Взбешенный поведением пассажира, шофер такси, вспомнив, что рядом есть отделение милиции, подкатил прямо к нашему подъезду. Таким образом преступник, так сказать, «тепленьким» был доставлен в милицию, а его жертва, к нашему огорчению, исчезла, очевидно опасаясь огласки и спасая свою репутацию. Это обстоятельство сумел быстро оценить молодой человек и повел себя невозмутимо и, я бы сказал, нагло.

Документов при нем не оказалось. Нил Думнов составлял акт задержания.

Пользуясь тем, что потерпевшая девушка скрылась, не пожелав о себе заявить, задержанный, назвавший себя Симоняном, начисто отрицал все, что говорил шофер. Мы были бессильны что-либо предпринять, но личность задержанного следовало установить. Я задавал вопросы.

— Где проживаете? Постоянное место жительства?

— Одесса. — Он назвал адрес.

— Когда приехали в Москву?

— Три дня назад.

— Где остановились?

— У знакомых. На частной квартире. И паспорт там оставил.

— Телефон там есть? Мы можем позвонить?

Он стушевался. Ответил:

— Нет телефона.

— Говорите адрес, мы проверим.

— Я не помню, — нерешительно произнес он. — Зрительно знаю, а так только улицу могу назвать. Лесная улица.

— Ну что ж, это не так далеко. Вам придется пройти вместе с милиционером на квартиру за паспортом, — сказал я.

— Вы мне не верите?! — вскипел Симонян.

— Такой порядок, — холодно ответил я. — Нил Нилыч, сходите с гражданином Симоняном на Лесную.

— Послушайте, товарищ капитан, что подумают мои друзья? — взмолился Симонян и затем, достав записную книжку, начал в ней что-то искать. Через минуту обрадованно воскликнул: — Вот, нашел. Записан у меня адрес, номер дома и квартиры.

— Ну и отлично, — сказал я. — Пойдите, Нил Нилыч.

Они молча ушли. Я был уверен, что он сказал мне неправду: либо назвал не свою фамилию, либо место жительства указал неправильное. Вскоре они вернулись. Квартира оказалась запертой: хозяйки не было дома. Симоняна пришлось отпустить.

В десятом часу в дежурку вошел лейтенант Гагатишвили, как всегда веселый, суетливый, деятельный. Работает он у нас недавно, всего каких-нибудь полгода, но его все полюбили за общительный нрав и неутомимость, какую-то романтическую безотказность в работе. Он зашел ко мне за барьер, быстро взглянул на график дежурств, лежащий на столе под стеклом, спросил:

— Мне никто не звонил?

— А ты от кого ждешь звонка: от девушки или от министра? — пошутил я.

— Нет, серьезно, Платоныч, должны были из МУРа ребята звонить. — Худенькое смуглое лицо его доверчиво улыбалось.

— Из МУРа не звонили, а шеф сообщил свое решение… — я не договорил, испытующе глядя на него. Он быстро досказал:

— Знаю. Я рад поработать под твоим началом.

Я рассказал Гогатишвили о Симоняне, и тот вдруг с волнением переспросил, каков он из себя. Я дал ему записанные данные.

— Черт возьми! — вскричал как ошпаренный Гогатишвили. — Где он? Когда ушел? Давно? Зачем отпустили? Да вы знаете, кто это такой?!

— Судя по твоим эмоциям — это твой лучший друг, — шутя сказал я.