Любовь и ненависть

Да, конечно, в его словах был резон, но как на это посмотрит Василий? Мы вместе с Ларионовым зашли к Шустову в кабинет. Выслушав наше, так сказать, совместное предложение, Василий пробормотал отрывисто:

— А что, я готов. Настроение самое театральное.

Концерт состоялся в зале имени Чайковского. Мы договорились встретиться в самом зале, так как времени было в обрез: после работы нужно было еще заехать домой переодеться.

В этот день, вернее, вечер я была погружена в какое-то странное, доселе неизвестное мне состояние возбуждения, в котором перемешались какой-то неясный беспричинный восторг, тревожное ожидание, отчаяние и ужас. Я смутно догадывалась, что не Эльза и Луиджи, которых я услышу через два часа, привели меня в такое волнение, а то, что я иду на концерт с Василием. И я торопливо искала оправдание такой мысли: да это даже хорошо, что Василий идет сегодня на концерт, именно сегодня, когда так нужна ему душевная разрядка после всего, что свалилось на его голову. Я не просто сочувствовала ему. Я восхищалась его выдержкой, терпением, силой воли. Какие же нужно иметь нервы, чтобы не только не сорваться, не слечь, а работать, работать творчески, с полным накалом мысли, заставить себя даже в такой обстановке сосредоточиться. Вот даже сегодня, когда клиника охвачена была штормом, он нашел время зайти к нам в лабораторию и поинтересоваться первыми результатами одного очень смелого опыта, который мы с Похлебкиным проводили по его заданию. Похлебкин немного сбивчиво от волнения докладывал первые наблюдения, довольно любопытные и многообещающие. Василий слушал сосредоточенно, высказывая свои замечания, и меня радовало, что мысли его по-прежнему ясны. Вдруг глаза его загорелись, и он сказал несколько приподнятым, обрадованным голосом:

— Товарищи, други мой! Спокойно… Спокойно. Вы понимаете, что все это значит, к чему мы подошли?.. — Он смотрел то на меня, то на Похлебкина радостным взглядом. — Вот здесь-то, кажется мне, и заключен тот ларчик, который открывается совсем просто. А? Вы не согласны со мной, Петр Высокий?

— По-моему, Василий Алексеевич… — забормотал Похлебкин, подобострастно глядя на Шустова, — мы находимся на пороге…

— Молчите, — прервал его Шустов. — Спокойствие, хладнокровие. Никаких эмоций. Только терпение и труд…

Домой я пришла взволнованная. Достала из шифоньера все мои платья и долго не могла сделать выбор: мне хотелось надеть самое лучшее. Мама, кажется, это заметила — о, наши мамы, все видят и все замечают — и сказала мне:

— Ты сегодня хорошо выглядишь. Совсем девчонка, как в день окончания института. Помнишь?

О да, именно такой я хочу выглядеть сегодня, как в выпускной вечер. Это было так давно. Целая вечность. Я посмотрела в зеркало и увидала горящее огнем лицо и глаза с необыкновенным блеском. Я действительно была словно помолодевшая. Вспомнила недавний комплимент Василия по моему адресу:

— Нестареющая.

Одно слово, а сколько в нем приятного. Когда я надела черное платье с белым горностаевым воротничком, Катюша вдруг сказала:

— Мамочка, ты самая-самая красивая.

Я взглянула на свою дочурку и смутилась. Откуда такая необъяснимая неловкость поселилась во мне, такое ощущение, точно меня подозревают в чем-то недостойном? А тут еще мама напомнила не без тайного смысла:

— Ты Андрея предупредила?

— Нет. Сейчас позвоню, — ответила я со странной раздражительностью, которой даже сама потом застыдилась.

Андрей отнесся к моему сообщению вполне доброжелательно: для ревности у него не было никаких оснований.

В зал имени Чайковского я приехала за полчаса до начала и сразу пошла бродить по полукруглому фойе в надежде разыскать Василия. В моем взбаламученном мозгу с приятной навязчивостью звучало сказанное им одно слово: «нестареющая». Теперь оно приобретало, как мне казалось, какой-то глубокий и тайный смысл. Нестареющая… Беспокойным и в то же время рассеянным взглядом я шарила по фойе, то и дело натыкаясь на любопытные взгляды женщин и еще чаще на нескромные взгляды мужчин. Поглощенная одним-единственным желанием — поскорей увидеть Василия, — я никого и ничего не замечала. Неожиданно возле меня оказался с улыбкой во все лицо Ларионов.

Спросив о Василии, он тотчас же достал два пригласительных билета на банкет, который сразу после концерта устраивался в честь знаменитых артистов тут же в буфетном зале.

— Что вы за человек, Аристарх Иванович. Вы в самом деле все можете, — сказала я, поблагодарив его за билеты. — Но с какой стати мы — на банкет? Кто нас приглашает?

— Я, — сверкая глазками, заулыбался Ларионов. — А разве вам не интересно посмотреть мировых знаменитостей за рюмкой вина, так сказать, в узком кругу?

— Ну, разумеется, любопытно. Только, право, я не знаю… Как к этому отнесется Василий Алексеевич.