Любовь и ненависть

— Это я вижу, — перебил Андрей. — Но лично ты был на квартире убитой? Вот фотография трупа, заключение медэксперта. Смерть наступила от удара в сердце острым колющим предметом.

— Шило, длинное тонкое шило, сделанное из стального прута велосипедной спицы, — подсказал Струнов. — Помнишь студента Маклярского, убившего водителя такси?

— Смерть Сони Суровцевой тоже наступила от удара в сердце острым колющим предметом, — подняв на Струнова загадочно-удивленный взгляд, сказал Андрей. — Точно, как матери Гольцера, удар прямо в сердце — и мгновенная смерть. Потом уже был распорот живот, инсценировано зверство и садизм. А? Ты ничего здесь не видишь?

Андрей продолжал смотреть на своего коллегу взглядом человека, открывшего новую планету.

— Почерк! Идентичность почерка! — с нескрываемым удивлением воскликнул Струнов. Над округлившимися глазами его затрепетали бесцветные ресницы, а на лбу еще гуще выступил пот. Он достал платок и вытер лицо.

— Конечно, это еще не значит, что и Гольцер и Суровцеву убил один и тот же человек, — так же раздумчиво и с преднамеренным хладнокровием заключил Андрей и после некоторой паузы заметил: — Хотя совпадение слишком настораживающее. Тем более что и в том и в другом случае один и тот же человек, Наум Гольцер, был так или иначе связан с убитой.

Струнов молчал. Он не принадлежал к числу быстровоспламеняющихся натур. Он умел вовремя погасить в себе самую первую, «стихийную», вспышку и подавить эмоции холодным рассудком. Он снова сосредоточился и стал спокойно анализировать то, что для Андрея казалось почти несомненным. Связь Гольцера с Суровцевой? Факт этот еще не установлен, пока лишь есть предположение, что полученный от Шахмагоновой рецепт на морфий Гольцер передал Суровцевой. Далее, Струнов знаком с делом о до сих пор не раскрытом убийстве матери Гольцера, и он не может допустить мысли, что такое зверское, чудовищное преступление в отношении своей матери мог совершить ее сын, цивилизованный человек с высшим образованием, рожденный и воспитанный в самом гуманистическом обществе. Такое не укладывалось в сознании. Вместе с тем любая, даже самая фантастическая, маловероятная версия требует изучения, тщательного исследования. И было бы неверным вообще отмахнуться от выдвинутой Андреем версии.

Телефонный звонок. Начальник уголовного розыска, возвратясь от комиссара, снова пригласил к себе Струнова, подробно рассказал о встрече с Гольцером у комиссара Тихонова. Струнов доложил о своих новых предположениях. Внимательно выслушав его, полковник сказал с особым воодушевлением и убежденностью:

— Мы на верном пути, Юрий Анатольевич.

В глазах полковника Струнов поймал хорошо знакомый ему блеск, радостное возбуждение, которое всегда говорило об уверенности начальника МУРа в успехе операции.

— Постарайтесь побыстрей точно установить: был ли связан Гольцер с Суровцевой.

Эти слова начальника Струнов воспринял как приказ. Они совпадали с его собственным решением.

В тот же день из продолжительной беседы Ясенева с Сониной подругой Лилей стало известно, что Суровцева встречалась с каким-то Наумом (Лиля не видела в глаза этого человека, говорила со слов самой Сони) и что якобы этот Наум подарил Соне позолоченные часы. Вечером Струнов доложил об этом начальнику уголовного розыска. Казалось бы, незначительный факт, а очень обрадовал полковника. Он тотчас распорядился установить за Гольцером непрерывное наблюдение, а сам вместе со Струновым и Ясеневым занялся тщательным изучением личности этого человека. Они работали всю ночь напролет. Постепенно шаг за шагом все ясней становился для них моральный облик маратовского вакха, превратившего свои квартиру и дачу в увеселительные дома. Теперь уже и Струнов изменил свое мнение о возможности убийства Наумом Гольцером своей матери.

— Поймите, такой на все пойдет, — убеждал полковник своих подчиненных. — Гольцеров нельзя мерить мерой общечеловеческой этики и морали. Их мораль, их вера, их идеал и бог — деньги. Ради денег он пойдет на любое преступление. Родную мать зарежет.

— Но откуда такие типы в нашем обществе? Как они могли появиться, эти гольцеры? — заговорил Ясенев.

— Общество тут не при чем, — сказал полковник. — Это аномалия. Гольцер патологический тип. А патологически больные встречались во все времена и в любом обществе.

Солнце уже чувствительно припекало, когда голубая «Волга» доставила Андрея домой. Было около восьми часов жаркого июльского утра. Ирина собиралась на работу. Несмотря на бессонную ночь, Андрей выглядел бодрым и совсем неусталым. Не часто случалось, чтоб он задерживался на работе до утра. Ирина догадывалась — занят каким-то важным делом. Она не знала, каким именно: Андрей не посвящал ее в свои служебные дела, а она не страдала излишним любопытством и только, обдав его теплом своего доброго взгляда, спросила тем ласковым голосом, которым спрашивала на Северном флоте, когда он возвращался из плавания:

— Устал?

— Чуть-чуть, — ответил он, ткнувшись сухими губами в мягкую копну ее волос.

— Будешь есть?