Любовь и смерть на карантине

– Она все время жаловалась, что нищая. Клянчила: купи мне то, купи мне се. Хоть мыльца хозяйственного привези. А у меня семья, мама пожилая, почти неходячая…

– Это я уже понял, – нетерпеливо оборвал женщину Стас. – Никто вас не обвиняет. Может, она случайно как-нибудь оговорилась? Вскользь? Вот вы говорите, у вас мама пожилая. Может, они общались? Родственницы ведь. Могли быть подругами.

– Какое там! Они еще в молодости разругались. Когда отец умер, на похоронах впервые «здравствуй» друг другу сказали. Потом вроде бы перезванивались, но теплоты меж ними не было. Тетя Маша в основном на здоровье жаловалась, а мама ей про свои болячки. Помню, как-то тетя Маша спрашивает: «Ты рубли-то на доллары поменяла, Тоня? Смотри, прозеваешь. Совет сейчас дорогого стоит. Чем телевизоры с холодильниками покупать, лучше валюту купи». Я сама это слышала, своими ушами. Не то чтобы подслушивала, ужин готовила, а мама на кухне сидела. Мама ей и говорит: «Откуда у меня деньги? Нечего менять. Еле концы с концами сводим». – «Так и у меня нет», – сказала тетя Маша.

– Доллары, значит, – Стас напряженно смотрел на дорогу.

У старой карги были деньги, и, похоже, мно-

го. Неужели это ее труп не вписывается в схему? А какая красивая версия: три возраста смерти! Но это было ограбление. Кто-то прознал про старухины деньги и убил ее, а доллары изъял.

– Приехали, – сказала вдруг Майя Викторовна. – На светофоре сверните направо, а потом во двор. Вон та башня, серая панель.

«Башней» Суркова назвала семнадцатиэтажный дом, типовую постройку советских времен. Стас радостно подумал, что сейчас еще день, поэтому он сможет припарковаться. В этих тесных московских дворах, похожих на колодцы, все машиноместа забиты под завязку.

В обшарпанном лифте, где Стас со вздохом посмотрел в мутное треснувшее зеркало, мол, не мешало бы постричься (но только не у Сурковой!), они с Майей Викторовной поднялись на последний этаж. В типовой секции было три типовых квартиры: две однушки и одна трешка. Планировку Стас хорошо знал, его родители жили когда-то точь-в-точь таком же доме.

– Во всех квартирах живут? – Стас вопросительно посмотрел на стоящую рядом женщину.

– Что? – рассеянно переспросила Суркова. – Да, во всех.

– А Лена ваша в которой?

– В трешке, – кивнула Суркова на добротную железную дверь.

– Звоните. Надо допросить свидетелей, – важно сказал Стас.

Но в дверь они звонили тщетно. «Плохо, что сейчас еще день, – с досадой подумал Стас. – Все на работе». Но зацикливаться на соседке Лене он не стал. Дверь в квартиру Ищенки была опечатана, но Стас без колебаний печать сорвал. «Двум смертям не бывать», – подумал он, положившись на Градова: тот прикроет.

В квартире старухи Ищенки царил бардак. Обыск здесь сделали тщательный и порядок, само собой, навести после этого не потрудились.

– Все равно все выбрасывать, – махнула рукой Майя Викторовна.

– М-да-а… – тяжело вздохнул Стас, оглядевшись.

У старой скупердяйки не было новых вещей. Совсем. Она собирала по соседям всякое барахло, прикидываясь нищей. В старости у людей обостряются их худшие черты, а Мария Петровна была прижимистой. Да еще и деньги во время реформы сгорели. Вот и переклинило. Стас с жалостью посмотрел на Суркову:

– Продавать квартиру-то будете?

Та зарделась:

– Надо ведь и брату долю выделить, завещания-то нет. Хорошо хоть, что тело нашли. Мне по судам-то некогда ходить… Господи, мне ее даже хоронить не на что! Когда-то еще похоронные выпишут. Да и не хватит их, нынче дорого все. Придется в долг брать.

Стас Майю Викторовну прекрасно понимал. Здесь даже продать нечего, чтобы заплатить ритуальному агентству. Так и подмывало сказать: «Что ж братец денег не пришлет? Небось на Севере живет. Где день короткий, а рубль длинный. Наследство-то товарищу на блюдечке преподнесут. Он тетке даже не звонил, не то, что не приезжал ни разу».

Стас прошелся по квартире, осматриваясь. Значит, не здесь ее убили. Версий две: либо убийца один и тот же во всех четырех известных пока эпизодах, и он напал на старуху Ищенко в парке, либо похитил ее, чтобы узнать, где деньги. И тогда это не маньяк, так напугавший Люську Иванову. Старуху некто убил после того, как выпытал у нее, где лежат деньги, расчленил и труп спрятал в полынье. Потом пришел сюда и забрал доллары. А как же трансформатор? Прихватил из квартиры жертвы?

Телевизор был старый, слава богу, не черно-белый, как с усмешкой подумал Стас и спросил:

– Майя Викторовна, скажите, был у вашей тетки трансформатор?

– Так меня ж уже следователь спрашивал, – вновь удивленно посмотрела на него Суркова.

– Я обязан уточнить, – сурово сказал Стас. – Это моя работа. Вдруг вы что-нибудь вспомнили?

– Ничего я не вспомнила. Не знаю я ни про какой трансформатор. Вы поймите, – виновато заговорила Майя Викторовна, – общались мы с теткой редко, мне было не до нее. Куда уж там вещи в квартире рассматривать! Приехала, продукты-лекарства привезла, чайку попила с тем, что сама же и привезла, – и к своим. К маме старенькой, к внукам.

– Понятно.