Любовь и золото

Крот и Боров уже почти выбежали к реке, когда по лесу прокатилась мощная волна оглушающего грохота, будто вражеский самолет сбросил на Спасск многотонную бомбу. На самом деле это товарный вагон после дикого по своей силе удара пролетел, кувыркаясь, несколько десятков метров по воздуху, прежде чем, наткнувшись на толстые стволы столетних деревьев, превратиться в груду металлолома, перемешанного с деревянными опилками…

— Вот тебе и по три кати на нос… — остановившись на мгновение, чтобы перевести дух, проговорил Лысый. — Вот тебе и трюфели с «Мишкой на севере»…

— Мне домой нельзя… — Мертвенно бледный Крот прислонился к березе. — Там батя… Он меня убьет…

— Давай ко мне, — предложил Боров. — Переночуешь, а завтра… Все уладится…

— Пошли, — не раздумывая, согласился Витя.

— Только бы он нас не выдал… Худо будет…

— Не выдаст, — твердо сказал Крот. — Убить может, но предать — никогда…

Кротова-старшего обнаружили следующим утром дачники-грибники. Еле дыша, он лежал неподалеку от железнодорожного полотна, в зарослях крапивы. Его отвезли в областной центр и поместили в реанимационное отделение, но вынуть металлический шарик из головы так и не успели. Вечером, не приходя в сознание, Сергей умер.

…Когда следователь прокуратуры спросил потрясенных, опустошенных, почерневших от горя братьев Кротовых, владеют ли они какой-либо полезной и важной информацией, которая могла бы помочь милиции выйти на след преступника или преступников, оба ответили «нет». Вадим говорил правду. Виктор — врал. Он прекрасно знал убийцу в лицо, но не верил, что приговор уголовного суда будет суров Кротов-младший должен был свершить свой суд, расправиться с убийцей собственноручно, слышать, как он просит пощады перед смертью и видеть, как он мучительно погибает, захлебываясь в собственной крови. Но сделать этого Витя не мог — убийцы не было в городе. Жека исчез из Спасска, будто испарился.

Глава 20. Вечное

Это было самое трудное путешествие, какое только довелось пережить команде. Матросы еле успевали справляться с работой и под вечер просто валились с ног.

Адмиралу тоже пришлось туго. Теперь он вынужден был напрочь забыть о такой привычной вещи, как слуга и личный повар. Более того, он сам вынужден был чистить себе сапоги, чинить камзол, пока однажды не додумался обшарить все офицерские каюты и запастись одеждой. Но более всего его мучило то, что матросы теперь относились к нему с меньшим почтением, чем раньше. Наверно, это произошло потому, что теперь вокруг Дрейка не было такого количества офицеров и некому было поддерживать дисциплину, а возможно, из-за того, что они считали его своим, ведь он был с ними в сговоре.

Иногда Дрейк вдруг начинал бояться, что матросы вдруг решат убить его и все деньги забрать себе. В такие дни он становился подозрительным, никого не подпускал к себе ближе, чем на десять ярдов, вдруг начинал требовать должного почтения, как в былые времена. Он даже перетащил к себе в каюту одиннадцать мушкетов и держал их заряженными. А у остальных посворачивал замки, чтобы матросы не могли ими воспользоваться.

Дрейк понимал, что с ним ничего не сделают, по крайней мере до тех пор, пока не вернутся к английским берегам. Ведь он один знал навигацию, мог ориентироваться по звездам и пользоваться секстантом. Но тем не менее эти дикие вспышки подозрительности наступали все чаще и становились все заметнее.

Единственным человеком, кому Дрейк мог доверять, был Питер. Адмирал знал, что паж просто боготворит его, предан ему, как верный пес. Ведь Дрейк вытащил его из простых юнг, сделал богатым, научил грамоте, математике, морскому делу. Порой сэр Френсис даже жалел, что Питер — не его сын. Будь это так, было бы кому оставить наследство.

На третьей неделе пути на горизонте показался остров. Это был первый клочок суши, который они увидели за многие и многие дни. Хоть Дрейк и приказал не приближаться к острову и как можно быстрее пройти мимо, настроение у команды резко поднялось. Люди как будто получили лишнее подтверждение, что есть еще земля, никуда не пропала и никуда не пропадет. В этот вечер адмирал смилостивился даже до того, что подарил матросам еще один бочонок вина — ведь путешествие подходило к концу, осталось всего каких-нибудь пять-шесть дней пути.

С этого дня Дрейк нес вахту на мостике сам. Острова стали появляться все чаще и чаще, но адмирал упорно обходил их, постоянно сверяясь с картой.

Наконец однажды, ранним утром, ровно через месяц после того дня, когда он и десять его матросов пришвартовали свой бот к корме испанского галлона, с мостика раздалась команда:

— Свистать всех наверх! Фок и грот убрать! Приготовиться отдать якорь!

На палубу высыпали все, даже те, кто только что сменился с вахты. Матросы дружно бросились на мачты, карабкаясь на них, как дрессированные обезьяны. Галеон медленно входил в бухту какого-то необитаемого атолла.

— Мы остановимся тут, сэр?! — радостно воскликнул Питер, мигом влетев на мостик.

— Да, мой мальчик, — устало улыбнулся Дрейк. — Узнаешь этот остров?