Любовь и золото

Отец Артемий сокрушенно покачал головой.

— Эх, Никита, Никита… Опять Святое Благовествование забыл. А что там сказано? «Молитесь за врагов своих». И еще: «Врач более больному нужен, чем здоровому». Что это значит?

Никита молчал.

— Вот если ты, например, — продолжал игумен, — жестокосердие свое преодолеешь и начнешь имя его в ежедневных молитвах поминать, еще из братии нашей кто-нибудь найдется, старушка-богомолка посмотрит на надгробие и записочку на панихиду подаст, да вдова, нет-нет, молебен закажет… А там, может быть, Господь эти молитвы и услышит. И пожалеет заблудшую его душу… А? Как считаешь?

— Ну-у… Не знаю, — задумчиво сказал Никита.

— Но ведь все, что тут написано, — он кивнул на эпитафию, — все ложь!

Отец Артемий достал из кармана старые, видавшие виды, монашеские четки.

— За ложь тоже каждый ответит. Как и за плохие стихи. В конце концов, это что? Просто слова. Пройдет каких-нибудь сто лет, и эти буквы изотрутся под ногами богомольцев, и никто их уже не разберет. А молитва, Никитушка, она просто так не пропадает. Она потом обязательно зачтется.

Никита упрямо покачал головой.

— Что же это, отец Артемий, получается? Ведь если всех прощать — и убийцу, и прелюбодея, и богохульника, и татя — тогда надо все суды и тюрьмы закрыть! Пускай себе разгуливают на свободе. А мы будем только молиться за них. А мы их еще с почестями похороним. И еще… денежки получим.

Никита ожидал, что игумен рассердится на него за последние слова, но тот только в задумчивости перебирал четки, глядя на надгробие Грымова. Потом тихо сказал:

— Молодость… Я в твои годы тоже правду искал… А правда-то, она перед носом была всегда, только руку протяни…

Он глубоко вздохнул.

— Ты думаешь, Никита, мне было сладко соглашаться на это? Да у меня все внутри переворачивалось… А что делать было? Пришлось смириться. А смирение — первейшая христианская добродетель.

— Батюшка, — сказал Никита, — но ведь это какое ж искушение для братии — каждый раз проходить мимо этого…

— А разве ты в книжках не читал, что веры без искушений не бывает?

Никита не нашелся, что ответить.

— Вот ты говоришь — убийца, тать… Пойдем-ка, я тебе про одного татя расскажу.

Они вышли из собора:

— Во-он там, за трапезной, в самом углу стены часовенка одна есть. Ты, небось, там и не бывал ни разу?

Никита отрицательно покачал головой. Они прошли мимо братского корпуса, мимо трапезной и углубились в небольшой сад, в котором росли большие ореховые деревья. Раньше Никита думал, что он тянется до самой монастырской стены. Оказалось же, что за садом находится маленькое полузаброшенное кладбище.

— Это, Никита, — сказал игумен, вороша носком сапога пожухлые, оставшиеся еще с осени листья, — старое монастырское кладбище. Вон там, в углу, похоронены первые насельники нашей обители. Основана-то она была еще при царе Алексее Михайловиче «Тишайшем». Вначале монахи жили в небольшом деревянном скиту. Соблюдали строгий устав, братия разрасталась, приходили новые люди. Слухи о подвигах здешних иноков со временем дошли и до царя, который был, как известно, очень верующим, религиозным человеком. И пожаловал Алексей Михайлович от щедрот своих ларец, полный золотых рублей, и повелел построить каменную церковь, кельи и обнести обитель высокой стеной, «дабы от мирских искусов святую отшельническую жизнь оградить, и в полноте дух веры истинной и образец для всех православных сохранить». Спрятали иноки ларец с деньгами в укромное место и начали строительство. Конечно, пришлось мастеров, каменщиков разных приглашать. И вот, когда работа уже была закончена, монахи за ларцом полезли, а там — глядь! — пусто. Ни ларца, ни денег.

Они медленно шли по кладбищу.

— Что делать? — продолжал игумен. — Строители ропщут, платы за свою работу требуют, а денег-то нет! Собрались тогда иноки в своей маленькой скитской церквушке, стали на колени перед образами и начали молиться, чтобы, значит, вор образумился и деньги вернул. Днем и ночью молились монахи, не ели, не пили ничего, и через четыре дня тать объявился. Им оказался один из строителей, молодой парень по имени Глеб. Прийти-то он пришел, да вот беда — деньги у него у самого разбойники отняли, когда он золотыми червонцами в трактире хвастался. Опять незадача! Многие монахи тогда духом пали. А некоторые остались продолжать молитву. Глеб полностью в своем грехе раскаялся и даже дал обет — до конца своей жизни ограды монастырской не покидать…

Никита и отец Артемий теперь шли по узкой тропинке. Вдоль старой, кое-где покрытой мхом, стены.