Любовь к истории питая

— Звонок моряков узнаю сразу. Поднимаю трубку. Слышу чей-то знакомый голос: «Вернулись из похода!» Меня словно током прошибает. Ну как тут не прийти. Хватило бы только сил. Беру только что вышедшие книги — и ходу. Трепетное состояние у меня, когда я поднимаюсь по трапу на корабль. Мне рассказывают о походе, о трудностях, спрашивают меня о многом, а я все хочу выбрать момент и улизнуть. Но не думайте, что на берег, нет, туда, вниз, куда редко кто ходит. Выпадает момент, и я прошу сводить меня в отсек гирокомпаса. Представляю себе удивление штурманского электрика, в это время несущего вахту: что случилось? Какая тревога? Одни лампасы просемафорили, другие, и вдруг какой-то гражданский человек за ними. Вытягивается электрик, докладывает, а мне так и хочется обнять его, прижать к себе, поблагодарить за службу. Но достаю ручку, спрашиваю имя. «Виктор!» — выпаливает электрик, недоумевая, в чем дело. Я же тем временем вывожу: «Штурманскому электрику, Виктору, несущему службу у самого почетного места — гирокомпаса, от бывшего юнги Валентина Пикуля!» И вручаю книгу. Так что два человека на судне имеют мой подарок — командир и вахтенный электрик.

Люблю бывать среди моряков. Слабость моя. Слишком многое меня связывает с ними и морем.

Поэтому нет ничего удивительного, что в квартире писателя много морских сувениров, особенно тельняшек. И, что самое странное, Пикуль знает, кто какую подарил.

— Вот эта с крейсера «Грозный». Где-то он сейчас бродит в северных водах. Приложу руку к тельняшке, а иногда просто щекой прижмусь и чувствую — в походе корабль.

Не сказал мне Валентин Саввич, узнал от моряков, что писатель Валентин Пикуль — почетный член экипажа боевого корабля.

Однажды, а было уже около десяти вечера, я предложил Валентину Саввичу прогуляться по городу.

Он как-то по-особенному взглянул в глаза Антонине (Антонина Ильинична — жена Валентина Пикуля. — С. К.) и согласился.

— А что?! Давайте пройдемся…

И мы пошли по рижским улочкам…

Дымчато-лиловые сумерки словно стекали с черепичных крыш старых домов. Горели вполнакала неоновые фонари в кованых обручах. Дождя не было, но булыжные мостовые матово блестели, словно по ним пробежала влажная темнота. Исчезли машины, но процокала копытами лошадь. Старинные рижские улочки располагают к медленной ходьбе и к такому же медленному разговору. Правда, рижане считают — прогулка по городу должна проходить в молчании. Было тепло, манило к пронзительным воспоминаниям.

— Смотрите, какие красивые особняки. Особенно вон тот, в низине, — как-то восторженно говорит Валентин Саввич. — Мы часто с Тосей любуемся архитектурой города. Станем у какого-нибудь старинного дома и разглядываем. Прохожие удивляются: чего стоят, чего глазеют? А ведь архитектура — та же таинственная картина. Надо только уметь читать ее.

Валентин Саввич остановился, достал сигареты, спички. Я невольно обратил внимание, как он чиркает о коробок, закрывает огонь ладонями, как будто охраняет от ветра, хотя был тихий вечер. Выходит, сохранилась эта привычка с давних пор. Матросская привычка…

— Вот мы с вами много говорили о истории. Я бы даже воскликнул: ДА ЗДРАВСТВУЕТ ИСТОРИЯ! Мне известно, что сейчас заметно пробудился интерес русского народа к познанию прошлого своей родины. А ведь до сегодняшнего дня встречаются ужасающие вещи. Недавно прочел в газете беседу с видным советским историком академиком А. М. Самсоновым. Оказывается, Институт социологических исследований за все время существования не проводил ни одного мероприятия на тему об отношении молодежи к истории нашей страны. Ни одного! Представьте себе! Поэтому нет ничего удивительного, что наша молодежь совсем не знает истории. А ведь они должны знать, как жили их бабушки, как сражались их прадеды, как сеяли хлеб их пращуры. Это — святое дело. История — не химия, не астрономия, не зоология. Историю можно изучать самому, сидя дома. Для этого совсем не обязательно прослушивать курс лекций. Важно только правильно выбрать литературу для чтения. — Валентин Саввич перевел дыхание. Сигарета давно погасла. — А вон театр, — он кивнул, показывая на здание на другой стороне улицы. — Ни разу не бывал.

Театр не люблю, считаю это лицедейством. Меня почему-то всегда не покидает ощущение, что актеры на сцене просто притворяются. Я вижу в их игре просчеты, которые меня буквально переворачивают. В кино где-то что-то сглаживается экраном, хотя тоже иногда заметна плохая игра актера и слабая работа режиссера. Я хорошо вижу фальшь. На нее у меня глаз остер. Даже когда я беру книгу незнакомого автора, открываю ее на любой странице, то сразу же угадываю фальшивость. Почему я и не могу читать книги современных писателей. Читаю и думаю, а почему тут стоит это слово? Почему — такая фраза? Согласитесь, это уже не чтение. Вот когда я читаю Салтыкова-Щедрина, то там я становлюсь читателем. Я отдыхаю, я им восторгаюсь. Считаю, что этот писатель самый смешной.