Читаем Любовь к истории питая полностью

Любовь к истории питая

Здание театра высвечивалось яркими окнами. Мы проходили мимо афиши. Валентин Саввич пристально вглядывался в нее, но прочесть название спектакля так и не удалось.

— Чем еще отталкивает театр? Декорацией. Я могу восхищаться эскизами Федоровского, которого очень люблю. Или же возьмем немецкого декоратора Приториуса. Но я уверен, если приду в театр и увижу фанерки, тряпки, то я тут же уйду. Пусть будет лучше система Станиславского торжествовать, когда он хотел вывести на сцену коня и чтобы он отмахивал хвостом жалящих слепней. Лучше так. Реализм я принимаю любой. Только не мог даже Станиславский научить коня махать хвостом. А ведь если вспомнить прошлые времена, то ого-го. Быть актером в XVI–XVII веках — это сложнейшее дело. Уж тогда если актеру надо было отрубить руку, то рубили ее по-настоящему. Я знаю секрет, как это делалось. Актер поджимал свою руку, но выставлял что-то вроде протеза. И палач рубил. И кровь хлестала. Тогда искусство было настоящее. И уж если вели актера на казнь, то дрожал он естественно. Ведь палач мог и ошибиться, — Валентин Саввич улыбнулся, — видимо, с тех пор и жива поговорка: «Искусство требует жертв».

Слушая Валентина Саввича, невольно думаешь — какой отрасли он не касался в своих произведениях? Начиная от политики и кончая черной магией. Выходило, что не писал лишь о театре…

— Да, театр я не люблю, — как-то торжественно произнес Валентин Саввич, — но я изучаю театр от его истоков, я изучаю жизнь актеров. Я еще не написал о театре и балете, но я напишу о них. И напишу еще об Иде Львовне Рубинштейн…

Желание написать об этой прекрасной балерине, видимо, возникло у Валентина Саввича под влиянием истории картины Валентина Серова «Портрет танцовщицы Иды Рубинштейн», которую художник написал в Париже, в помещении католической церкви. Помещение сдавалось внаем. Как известно, портрет наделал много шума. Серова упрекали в модернизме. Репин горестно замахал руками, укоряя своего ученика, хотя сам же Репин писал, что самые неудачные произведения Серова — «сама драгоценность».

В одном из своих писем Серов писал: «Остроухов мне, между прочим, говорил о Вашем намерении приютить у себя бедную Иду мою, Рубинштейн, если ее, бедную, голую, выгонят из музея Александра III на улицу. Ну, что же, я, конечно, ничего не имел бы против — не знаю, как рассудят сами Рубинштейны, если бы сейчас случай случился».

— Я напишу о ней, — звонко произносит Валентин Саввич. — Я еще буду танцевать. Занавес пока закрыт, но я изучаю театр уже десять лет.

Мы вышли на безлюдную широкую улицу. Двадцатый век, а город спит, укутанный спокойным сном. На фоне темного неба вырисовывались готические шпили домов. И вдруг в этой умиротворенной тишине раздался веселый, мальчишеский голос Валентина Саввича:

— Смотрите! Какие звезды! — И он, торопясь, словно они скроются за наплывающими облаками, стал называть каждую…

И тогда мне подумалось: человек, умеющий так восторженно смотреть на звезды, видит дальше Земли, а значит, и глубже в истории.

Насыщенной жизнью живет Валентин Пикуль! За активное участие в деятельности Советского комитета защиты мира он награжден Почетной медалью. За вклад в развитие отечественной литературы отмечен орденом Дружбы народов и двумя орденами Трудового Красного Знамени. Недавно он стал лауреатом литературной премии Министерства обороны СССР, но сразу же полученную денежную премию (две тысячи) передал в госпиталь, где проходят лечение воины-интернационалисты.

Валентин Саввич жить иначе не умеет!

Закончить свое повествование об этом удивительном человеке, талантливом писателе мне хотелось бы на старинный лад, к коему часто обращается он сам…

О, любимый мой прочитатель. Хочеши ли, покажу тебе такую вещь, что честнее чистаго злата и серебра, и многоцветнаго бисера и камений драгих. Ничем ты не сможешь обрести силу, бодрость и непокорность, как прочтением книг Валентина Пикуля.

Как птица без крыл не может на высоту возлетети, так и дум не можете домыслить без знаний книг его. Прочтите их со вниманием и усердием. Всякому делу будет благо.

Автор. XX век