…Перед ним,С приветом нежным и немым,Стоит черкешенка младая.На деву молча смотрит онИ мыслит: это лживый сон,Усталых чувств игра пустая.Луною чуть озарена,С улыбкой жалости отраднойКолена преклонив, онаК его устам кумыс прохладныйПодносит тихою рукой.Но он забыл сосуд целебный;Он ловит жадною душойПриятной речи звук волшебныйИ взоры девы молодой.В этом же январе Пушкин пишет из Кишинева брату Льву в Петербург:
«Благоразумный Левинька! Благодарю за письмо – жалею, что прочие не дошли – пишу тебе, окруженный деньгами, афишками, стихами, прозой, журналами, письмами, – и все то благо, все добро. Пиши мне о Дидло, об Черкешенке Истоминой, за которой я когда-то волочился, подобно Кавказскому пленнику».
9 мая поэт приступает в Кишиневе к работе над «Евгением Онегиным» и уже в первой главе отдается мечте снова увидеть Истомину:
Мои богини! что вы? где вы?Внемлите мой печальный глас:Все те же ль вы? другие ль девы,Сменив, не заменили вас?Услышу ль вновь я ваши хоры?Узрю ли русской ТерпсихорыДушой исполненный полет?Пушкин вспоминает свои встречи с Истоминой, Истомину на сцене, годы, прожитые в Петербурге после лицея, и рисует живой портрет своей обаятельной сверстницы:
Театр уж полон; ложи блещут;Партер и кресла, все кипит;В райке нетерпеливо плещут,И, взвившись, занавес шумит.Блистательна, полувоздушна,Смычку волшебному послушна,Толпою нимф окружена,Стоит Истомина; она,Одной ногой касаясь пола,Другою медленно кружит,И вдруг прыжок, и вдруг летит,Летит, как пух от уст Эола;То стан совьет, то разовьет,И быстрой ножкой ножку бьет.Пушкин вспоминает в «Евгении Онегине» и царившего в ту пору мага и волшебника балетной сцены. Дидло:
Там и Дидло венчался славой,Там, там под сению кулисМладые дни мои неслись.Через год Пушкин отбывает уже свою михайловскую ссылку. Здесь узнает из писем друзей, что 8 декабря 1824 года в петербургском Большом театре состоялось первое представление «волшебно-героического балета в пяти действиях «Руслан и Людмила, или низвержение Черномора, злого волшебника» с Истоминой в роли Людмилы.
Снова мечты: как чудесно было бы вырваться из михайловского заточения, оказаться в Петербурге и, сидя в партере, снова встретиться со своей Людмилой в лице блистательной, полувоздушной Истоминой!..
В «Евгении Онегине» Пушкин отметил и эпизод из балета «Зефир и Флора», в котором появилась на сцене сперва Данилова, а после нее Истомина. Он сравнивает их:
Дианы грудь, ланиты ФлорыПрелестны, милые друзья!Однако ножка ТерпсихорыПрелестней чем-то для меня.* * *
Истомина в те годы пленяла и чаровала всех своим изумительным искусством. По свидетельству современников, исполнение ее отличалось негой, страстностью, огнем, жизненной правдой.