Любовь к трем цукербринам

тебя ждут серьезные испытания...

— Этот мир похож на детский сад, — сказал

Серж. — Здесь невозможно быть взрослым.

Сперо улыбнулась.

— Ты прав. Рай, в который верят люди —

что-то вроде сада с фруктовыми деревьями. Там

живет Бог. Люди надеются туда попасть, но не

знают, что это. Они рисуют в своем сознании

смутный образ сада — и живущего здесь Бога.

А потом, когда они освобождаются от тел, со-

знание начинает искать похожее место. Или

само создает его по отпечатавшимся в нем чер-

тежам. Тогда проявляются логические несоот-

ветствия, которых люди не замечали при жиз-

ни. Ведь человек — все помнят — был изгнан из

рая. Поэтому чаще всего в Эдеме становятся

зверями. Во всяком случае, в этом Эдеме...

— Ты тоже верила в рай? — спросил Серж.

Сперо кивнула.

— Ты счастлива здесь?

— Все сделано из счастья, Серж. Даже наша

боль.

— Некоторые утверждают, что все сделано

из боли,— ответил Серж.— Даже наше счастье.

Я знаю про это не меньше десяти песен.

Сперо усмехнулась, но не сказала ничего.

Солнце вышло из-за закрывшей его тучи, и в

центре поляны опять возник столб солнечного

света. В нем сразу же появилось несколько кро-

хотных пестрых птиц, успевших, видимо, за-

мерзнуть в тени. Этих птиц здесь так много, по-

думала Сперо, а их жизнь так коротка... Места в

Эдеме хватит для всех. Все будут счастливы

какое-то время. Даже Вату.

— Мне пора идти, звери,— сказала она.—

Вам уже совсем недолго здесь оставаться. По-

пробуйте просто радоваться жизни. Даже тому,

что обычно вас раздражает. Скоро оно переста-

нет вас раздражать. И тогда вы заметите, как

вам его не хватает...

Звери молчали.

Повернувшись, Сперо пошла к зеленой

арке. Она могла бы сказать глядящим ей в спи-

ну зверям еще многое.

Что Бог, которого она им показала, был та-

ким же точно жульничеством, как придуманная

гипнопитоном Бату гадюка.

Что она создает этот мир сама — как один из

приютов, куда приводит заблудившиеся угаса-

ющие умы их последняя земная надежда.

Что Эдем — просто ее маленький личный

цветник, до которого никому во вселенной нет

дела. И это, по большому счету, такая же сенти-

ментальная глупость, как висящая в зимнем

лесу кормушка для птиц. Мир, созданный без

всякой цели. Просто из любви, снисходящей

даже к тому, чего на самом деле нет.

И все, что она может придумать для канув-

ших в колодец бесконечности теней, которым

так не хватало любви при жизни — это позво-

лить им вернуться и немного побыть продолже-

нием того смешного, безумного и бесконечно

трогательного, чем они когда-то были. Позво-

лить им снова стать собственным эхом, дать

этому эху прозвучать в специально созданном

для него резонаторе — и отразиться в другие

миры, игрушечные, добрые и полные любви,

разноцветными мыльными пузырями возника-

ющие в бесконечности.

Эху не следовало знать, что оно просто эхо.

Иначе волшебный мир потерял бы свой смысл.

Исчез бы последний отпечаток древности и

живших в ней душ... Но звери правы, этот мир

действительно слишком похож на детский сад...

Сперо была уже на полпути к выходу из Леса.

Можно было даже не возвращаться в храм — а

закрыть глаза и позволить телу исчезнуть. Но

она чувствовала неудовлетворенность. Что-то

оставалось недоделанным.

Гуго и Агенда — тени из ее далекого про-

шлого... Но там, рядом с ними, был, кажется,

кто-то еще... Кто-то, на кого она не обращала

особого внимания при жизни — и поэтому со-

всем забыла. Сперо остановилась, зажмурилась

и направила всю силу своего ума на это выцвет-

шее воспоминание.

Скоро она вспомнила.

Все легко можно было исправить. Но следо-

вало сделать это прямо сейчас — пока она не за-

была опять...

Когда она подошла к границе Леса, возле

одной из ведущих в него арок уже шел ритуал

Прибытия. По тому, какие именно звери приш-

ли встретить новоприбывающее в Эдем созна-

ние, можно было догадаться, откуда пассажир.

Место встречи было именно таким, каким

ожидал бы его увидеть взыскующий рая мистик

углеводородной эпохи. Это была большая за-

росшая цветами поляна, в центр которой из

просвета между кронами падал широкий сол-

нечный луч. В луче стояли три зверя: подкра-

шенный хной и похожий на пьяного Черчилля

лев, темно-синий бык, покрытый жмурящими-

ся от мошек глазами, и огромный, в человече-

ский рост, золотой орел со строгим милицей-

ским взглядом.

Прошла секунда, и на траве перед ними с

хлопком возник крохотный белый хомяк с ро-

зовыми ушами и черной звездочкой на лбу. По-

смотрев на высящихся над ним зверей, а потом

на стоящую в отдалении Сперо, хомячок поню-

хал воздух, нервно вильнул хвостом — и исчез в

траве.

эпилог

Вся моя дальнейшая история поместится

всего в нескольких абзацах.

Я оказался предоставлен самому себе — и не

нужен был больше никому в мире. Как выясни-

лось, меня вполне устраивало такое положение

дел.

Не дожидаясь, пока «старшим инспектором

ОГИПРО» заинтересуется какая-нибудь из зем-

ных инстанций (тучи на горизонте уже сгуща-

лись — но пока интерес касался не меня, а ис-

ключительно занимаемой площади, на которую

никак не могли найти договор аренды), я снял

табличку с двери и исчез в московском сумраке,

оставив неведомым наследникам всю оргтехни-

ку и даже кофейную машину. Секретарше было