Любовь как любовь. Лобовы. Родовое гнездо

– А ребенок – чужой, – с вызовом сказала Настя. Мама Таня стала молча доставать из сумки принесенную еду. Закончив дело, она мягко продолжила:

– Хочешь, чтобы я поверила?.. Я знаю, ты Леню не любила, но чтобы изменить – нет, не поверю. Ты ведь не такая, не злая.

Настя вдруг повернула голову и, в упор глядя на свекровь, выкрикнула:

– Да Баба-яга рядом со мной – пионер-всем-пример.

– Смотрю, нравится тебе на себя наговаривать. Ты просто устала, а пожалеть – некому…

Мама Таня погладила перебинтованное запястье Насти, та отдернула руку.

– …Здесь бульон, теплый еще. Ну, отдыхай, набирайся сил… А в нашем доме для тебя всегда найдется и доброе слово, и место. Ты, как и прежде, будешь мне дочерью. Ребенка береги, ничего дороже в этой жизни нет. Хоть в этом-то мне поверь…

Из больницы Настю забрал Ярослав. По дороге спрашивал:

– Может, тебе лучше к Лобовым поехать?

– Ты не волнуйся, я к тебе ненадолго. Найду квартиру – не буду у тебя на шее висеть, – ответила Настя.

– Я же не об этом. Мне кажется, вам с ребенком там было бы лучше. И Леня… он тебя любит.

– Сколько можно об одном и том же? – разнервничалась она. – Леня меня любит – вот обрадовал! Я-то его не люблю и не любила – и хватит об этом!

Ярослав видел, в каком она была нервном напряжении, и говорить на эту тему больше не стал.

Настя с опаской подошла к комнате, где чуть не лишила себя жизни. Но все было убрано и даже мебель переставлена – зашла, словно в другую комнату.

***

Через несколько дней она совершенно успокоилась и приступила к осуществлению своего плана: решила снова податься в кафе официанткой. Ярослав отговаривал – неподходящее место для молодой беременной женщины. Но Настя только огрызнулась:

– Ты, главное, поменьше болтай всем об этом!

Подкрасившись и приодевшись, другими словами, приняв «товарный вид», она поехала в Любавино. Постучала в кабинет владельца кафе, вошла, принялась, как бывало, кокетничать, попросилась на работу. Шеф прищурился, покрутил себе у виска и сказал ей:

– Мне нужна официантка для того, чтоб она работала, а не для того, чтоб я оплачивал ей декретный отпуск.

– Вы… знаете? – не смогла сдержать удивления Настя.

– Возвращайся к мужу – работу искать не придется.

Насте сделалось досадно, но она не очень расстроилась: рядом была фабрика. Она вошла в административное здание и направилась прямо в кабинет Калисяка. Тот оказался на месте, встретил приветливо – ясное дело, если раньше позволял себе шантажировать ее за поддельный диплом, хотел в постель затащить… И теперь не откажется, но она отобьется!

– Я нашлась, Юрий Демьянович! – весело объявила Настя, войдя в кабинет. – Ищу работу. Я не болтала по служебному телефону и ни разу не опоздала. С своими обязанностями справлялась.

Калисяк засмеялся:

– Я не забыл. Но штат набираю не я…

Насте сделалось жарко и дурно. Она прошла к окну, открыла форточку, спросила:

– А кто теперь принимает решения?

– Наша новая хозяйка, – ответил он и тоже подошел к окну – полить цветы. – О, легка на помине: Любовь Платоновна собственной персоной. Прорва завещал фабрику Любови Платоновне, и теперь здесь управляет она. Она, Настя, а не я. Так что обращайтесь сразу к ней. Правда, я слышал, у вас с новой родней отношения не задались…

Из блестящей синей иномарки с радостными лицами выгружались Жилкины. Настя, не дожидаясь прихода хозяйки, выбежала из кабинета и закрылась в туалете, ее тошнило. Была ли на то физическая или моральная причина – определить невозможно. Предположить, что Люба Жилкина станет хозяйкой фабрики, Настя и в страшном сне не могла…

***

В семье Жилкиных грянул исторический день, когда Люба объявила домашним, что отец уговорил-таки ее принять наследство, после чего Наталья Аркадьевна втихомолку решилась на такой поступок, который все ее приятельницы назвали безумным. Она продала свою московскую квартиру вместе с приличной обстановкой, а самые дорогие вещицы свезла в однокомнатную, доставшуюся в наследство от своих родителей. Жаль, что жильцам из однокомнатной пришлось отказать…

– Зачем мне квартира в Москве, если теперь мой дом здесь, правда? – сказала она Любе и Грише, выложив на стол доллары – наличными.

Это был подвиг матери – с большой буквы. Так нашлись деньги, чтобы заплатить налог. Все бумаги оформлял Гриша. Он же и принял на себя руководство фабрикой. Несколько раз он просил жену съездить в Любавино, но она все отнекивалась:

– Нашел деловую… Поезжай сам, Гриш, ну что я в этом понимаю?

– Да что же это за наказанье: стоит мне только заикнуться об этом… – разозлился он. – Мне что, больше всех надо?

***

Люба, наверно, никогда так и не поехала бы посмотреть на наследство, если бы не форсмажорные обстоятельства.

Нашлась пропажа: как ни в чем не бывало объявился Родион Козловский. Он явился хозяином на склад, нахамил Аскольду. Узнав, что тот теперь тоже компаньон, Козловский воскликнул:

– Жилкин зарвался!

Вскоре на складе появился и Жилкин. Увидев Козловского, Гриша замер на пороге.

– Здравствуй, Гриша. Не ожидал? – широко улыбнулся пан Родион. – Видишь, я держу свое слово – обещал вернуться и вернулся.

– Пошел вон! – выкрикнул Гриша.