– Мы с Артемьевым не видаемся, – неприязненно ответил тот, кого назвали Николаем Александровичем. – Он и с самого нашего знакомства был мне совершенно чужд: уже и тогда он пытался, так сказать, contra aquam remigare[33]
и агитировал против государя. А теперь он мне еще пуще враг! Он жесток, у него cor plumbeum![34] Если мы сойдемся друг против друга, мне не ждать пощады.– Однако в вашем доме находила приют его дочь, эта кокотка-большевичка, как ее… Марианна, кажется?
Марианна?!
Гроза подскочил, открыл глаза.
И на миг даже о Марианне забыл, обнаружив себя в незнакомой комнатушке – низенькой, тесной, со скошенным потолком, с окошком, задернутым белыми шторками. Освещалась комнатушка лишь лампадкой под иконой, однако Гроза смог разглядеть небольшой стол с придвинутым к нему стулом. Над столом висела полка, уставленная книгами. В углу теснился узенький комод; над ним мерцало зеркало. Кровать, на которой полусидел Гроза, довершала обстановку.
Дверь была приоткрыта – оттуда и доносились громкие мужские голоса, перебивавшие друг друга.
Что-то тяжелое вдруг вскочило на кровать – Гроза чуть не завопил со страху. Оказалось, здоровенный черный кот! Плюхнулся в ногах, сверкнул зелеными глазами, зажмурился и замурлыкал, засыпая.
– Да что ж такое? – прошептал ошеломленный Гроза. – Где это я? Как я здесь оказался?!
Он напряг память. Сухаревка, мартовский день, Вальтер нашел отца, страх одиночества… Черное пальто какого-то высокого мужчины, с которым столкнулся Гроза… Письмо на снегу, фамилия «Трапезников» и адрес… Еще Гроза помнил, как повернулся и побрел по адресу, – а все остальное словно бы замело той мартовской вьюгой, которая пронизывала его насквозь.
Гроза решил встать, откинул одеяло и обнаружил, что на него надета длинная рубаха с завязками у горла и кальсоны. Все было ему велико, но рукава рубахи аккуратно подвернуты, как и штанины. И на ноги оказались напялены толстые, мягкие, вязанные из козьей шерсти, умопомрачительно теплые носки.
– Да куда ж я попал?! – воскликнул Гроза, но вдруг услышал, как за дверью поскрипывают половицы.
Кто-то шел к нему!
Гроза опрокинулся обратно на постель, потащил на себя одеяло, чтобы укрыться с головой и потихоньку подглядывать за человеком, который сюда войдет. Однако спрятаться под одеяло не удавалось: кот намертво придавил его край и уступать не собирался.
Как раз перед тем, как дверь открылась, Гроза плюхнулся на подушку, зажмурился, замер. Кот выбрал именно этот момент, чтобы подскочить с возмущенным мявом и удрать из комнаты.
– Тимофей! – раздался веселый громкий шепот. – Ты меня чуть с ног не сбил!
Гроза приоткрыл один глаз.
В дверях стояла девочка, держала свечу, аккуратно прикрывая пламя ладонью.
Гроза видел только маленький круглый подбородок и кружевной воротничок ее блузы или платья, остальное терялось в тени.
Девочка вошла, плотно закрыла дверь. Голоса мужчин словно отдалились, теперь они были едва слышны. Девочка осторожно наклонила свечу к Грозе и вскрикнула: воск капнул на его рубаху. Больно не было, но Гроза от неожиданности так и дернулся.
– Ага! – сказала девочка весело. – Я так и знала, что ты наконец-то проснулся.
Притворяться было глупо. Гроза открыл глаза.
– Слава богу, – улыбнулась девочка. – Три дня без памяти, да еще жар у тебя был – это ужас как нас напугало! Боялись, тиф. А ты, наверное, сильно замерз? Но я сразу на улицу выскочила, когда ты меня позвал! А ты лежал без памяти на нашем крыльце. Я тебя сразу вспомнила! Но как ты меня нашел?
Гроза слушал, как она тараторит, тупо смотрел на нее и моргал.
– Ты что, ничего не помнишь? – обеспокоенно взглянула на него девочка. – А меня помнишь?
Она подняла свечу повыше, и огонек отразился в больших зеленых глазах. Гроза увидел аккуратно заплетенные длинные русые косы, родинку возле улыбающихся губ…
Его даже в дрожь бросило от изумления!
– Это ты? Ты… тебя зовут Лиза Трапезникова?
– Ну да, конечно, – кивнула она, ставя свечку на комод и садясь на край кровати. – А тебя зовут Гроза. Странное имя, да? А кстати, почему тебя так зовут?
Теперь он мог разглядеть, что Лиза одета в просторную белую блузу и юбку в складочку. На блузу была наброшена меховая душегрейка без рукавов, на ногах какие-то мягкие чуни, которые делали ее шаги бесшумными. И если бы не заскрипели предательски половицы, Гроза не услышал бы, как она подкралась.
Он разглядывал Лизу – и воспоминания постепенно возвращались к нему.
Да, он в тот день добрался-таки до Солянки. Метельные вихри взвивались вокруг… Он разглядел на стене, покореженной пулями октябрьских боев, старорежимную жестяную табличку с надписью:
Куда идти дальше, Гроза не знал. В каком номере живет Трапезников?
Электрический звонок, которым можно было вызвать швейцара, оказался выдран начисто. Окна нижнего этажа заколочены досками. Гроза попытался открыть дверь, но не смог. Он начал стучать, но руки его вдруг сделались так слабы, что еле двигались. Ноги подкашивались. Он привалился к двери и хрипло выдавил:
– Господин Трапезников… Марианна…