- А я люблю что-то делать руками. Мне это всегда нравилось. Я никогда не мог высидеть целый день за столом. Слишком похоже на школу... Послушай, знаешь, кого я сейчас встретил? Старика Держиморду.
- Иди-ка ты!
- Ей-ей!
- Старик Держиморда... Давненько я его не видал. Он с тобой разговаривал?
- Еще бы. Я с ним поздоровался, он остановился и внимательно оглядел меня. Ну знаешь, как он это всегда делал: сначала поверх очков, а потом сквозь них. Поглядел и говорит: «Это кто же - Джексон? Да, конечно, Джексон. О господи, мальчик, что ты сделал со своей рукой?» Мы, наверно, добрых десять минут стояли и болтали о том о сем. Подумать только, что он вспомнил, как меня зовут.
- Да ведь он совсем не плохой малый, этот Держиморда. Бывают куда хуже.
- Пожалуй!
- Он не вспоминал про то как мы тогда зашили рукава у его халата?
Мы смеемся, затем Лес отодвигает чашку, облокачивается на стол и, понизив голос, спрашивает:
- Слыхал анекдот про парня с деревянной ногой, который отправился в свадебное путешествие?
- Нет, не слыхал.
На работу я возвращаюсь в половине двенадцатого и сразу несу конверт Миллеру.
- Вы видели мистера Хэссопа? - спрашивает он меня.
- Нет, только его жену.
- По-видимому, это была его сестра:мистер Хэссоп не женат. Она не сказала, как он себя чувствует?
- Она сказала, что все тут, в конверте.
Миллер недоумевающе смотрит на меня: шучу я, что ли?
- Что значит «в конверте»?
- Так она сказала. Я спросил, как он себя чувствует, а она сказала, что все тут, в конверте.
Миллер вертит конверт в руках. Он адресован мистеру Олторпу, так что Миллер не может его вскрыть.
- А вы когда-нибудь видели ее, эту его сестрицу? - спрашиваю я; здесь, в бюро, мне начинает казаться, что она мне привиделась.
- Нет. Я не очень-то посвящен в личную жизнь мистера Хэссопа. Он человек скрытный.
- И неудивительно. Ей-богу, Джек, я такой странной особы в жизни не встречал. - Принимаюсь подробно рассказывать ему обо всем, а он стоит, прислонившись спиной к своему столу, и то а дело поправляет указательным пальцем съезжающие на кончик носа очки.
- М-м-м-м, - произносит он, когда я заканчиваю свой рассказ. - Об этом лучше никому не говорить у нас в бюро. Ни к чему тут обсуждать личную жизнь мистера Хэссопа.
Я говорю: «Да, конечно». Миллер берет конверт и направляется с ним к мистеру Олторпу. На пороге он оборачивается.
- Так вы говорите, у нее капот оторочен у ворота перьями? - спрашивает он.
- Мне, во всяком случае, показалось, что это перья.
- М-м-м, - снова произносит он и семенит вон из комнаты. А я возвращаюсь к своей доске.
- Ну, как поживает сегодня великий друг чертежников? - спрашивает Джимми.
- Все в конверте, - говорю я и принимаюсь хохотать. Эту фразу мы с Джимми возьмем на вооружение после того, как я про все ему расскажу.
- Чего ты смеешься? - спрашивает он.
- Потом скажу. - Пожалуй, лучше будет рассказать ему не здесь. Но рассказать придется, потому что я не в состоянии держать это про себя. Я подхожу к его доске и пригибаюсь к самому его уху. - Слышал анекдот про парня с деревянной ногой, который женился и отправился в свадебное путешествие?
Нет, он тоже не слышал.
III
Теперь, когда я принял решение снова пригласить куда-нибудь Ингрид, я уже не могу думать ни о чем другом - все прикидываю, как к этому подойти и что она мне ответит. В обеденный перерыв я вижу ее в столовой, но думать о ней мне мешает Кен Роулинсон своей болтовней о симфоническом концерте, на котором он был в воскресенье вечером в городской ратуше Лидса.
- ...подумать только, какая трагедия: ведь он так никогда и не слышал большую часть своей музыки.
- Что? - отзываюсь я. - Это ты о ком?
- Да о Бетховене.
- То есть как не слышал? Он что, умер молодым?
- Он оглох.
- А как же он мог сочинять музыку, если он был глухой? - Этот зазнайка Роули вечно что-нибудь придумает. Скоро он начнет рассказывать про слепых живописцев.
- Музыка у него была в уме, - говорит Роули. - Он ее нутром слышал. Ему оставалось только ее записать.
- А по-настоящему не слышал?
- Конечно. Эта мура, которую ты видишь в фильмах, когда композитор сидит у рояля и подбирает мелодию, - выдумки Голливуда. Ну, если не выдумки, то, во всяком случае, это сильно преувеличено. Первоклассному музыканту достаточно увидеть ноты, чтобы мысленно услышать музыку. И композитору вовсе пе обязательно слышать музыку, он может просто взять и записать ее на бумаге.
Интересно. Я даже на минуту забываю об Ингрид. Конечно, я не верю всему, что говорит Роули, потому что он великий выдумщик, но я могу проверить это потом у мистера ван Гуйтена. Он-то уж знает.
- Первоклассный музыкант, - говорит Роули, - может прочесть оркестровую партитуру так же легко, как обычный человек читает книгу.
- Тогда, значит, он всегда замечает, если кто-то взял не ту ноту?
- Совершенно верно. Есть даже такие музыканты, которые считают, что им никогда не услышать идеального исполнения любимой вещи, поэтому они вообще перестают слушать музыку и только читают партитуры.