На работе я наспех нацарапываю ей записку; спрашиваю, можем ли мы вечером встретиться. Скатываю в трубочку несколько чертежей и отправляюсь в копировальную. Стучит машина, снимающая светокопии, мелькают лампы, отбрасывая блики света на стены и на потолок. Тут всем заправляет Фёбе Джонсон, она танцует вокруг машины, словно перед ней механический биллиард в баре. Она целый день так - напевает мелодии калипсо и приплясывает, подергивая в такт плечами и локтями. Ей всего шестнадцать, но она такая аппетитная, глаз не оторвешь - бедра пышные, и две такие чаши спереди, что любая кинозвезда позавидует. Ребята говорят, что с ней просчета не бывает, но все это трепотня: я случайно знаю двух малых, которые встречались с ней, однако ничего не добились. Фёбе жаждет романтики, а парням, которые проводят с ней время, нужно другое.
Правда, она, наверно, понимает, что ей придется смириться с этим, когда она вы идет замуж.
Я облокачиваюсь на стол, где обрезают чертежи, и некоторое время смотрю на нее.
- А где Колин?
Она пожимает плечами, не прекращая своего танца.
- Вот уж не знаю.
По правде говоря, я немножко побаиваюсь Фёбе: она может сказать все, что ей взбредет в голову, если что-нибудь взбредет. Она хорошо справляется с работой, ее терпят, но когда-нибудь она скажет кому не следует пару теплых слов, и ее вышвырнут вон. Правда, этим ее не испугаешь: сразу видно, что ей наплевать, даже если ее завтра уволят. Такая уж она девчонка.
- А был он сегодня утром?
- Не видела. - Она делает несколько шажков, потом круто поворачивается и оказывается лицом к лицу со мной. - Не нравится мне ваш галстук.
- А что в нем плохого?
- Не модерновый, такие теперь не носят, - говорит она. - Это стариковский галстук. - Она протягивает руку и преспокойно вытаскивает его у меня из джемпера, чтобы как следует рассмотреть. Потом покачивает головой и, приплясывая, прищелкивая пальцами, снова начинает кружиться у станка.
Я засовываю галстук обратно.
- Какой же, по-вашему, галстук я должен носить?
- Ну, такой узенький, - словом, модерновый. Их полно в магазинах.
- По мне, так пусть бы они все в магазинах и остались. Я даже в гробу такой не надену.
- Ну, если вы хотите походить на своего дедушку...-говорит она.
- На пижона я, во всяком случае, походить не хочу... И что вы все приплясываете, неужели не можете постоять спокойно? Этак у вас скоро будет пляска святого Витта, если ее уже нет.
Фёбе замирает, выпятив свою очаровательную грудь, и тоном герцогини произносит:
- Если вы намерены оскорблять меня, мистер Браун, то лучше покиньте помещение.
Я с улыбкой отхожу от стола и бросаю ей рулон чертежей.
- Снимите-ка мне с каждого копию, ладно?
- К какому сроку?
- Когда вам будет угодно, но только чтобы все было готово через десять минут.
Немного погодя я вижу, как Фёбе выходит из копировальной, и устремляюсь туда, чтобы застать юного Лейстердайка одного.
- Послушай, Колин, ты знаешь эту хорошенькую брюнетку из машинного бюро? Ее зовут Ингрид Росуэлл. - Лейстердайк кивает. Он знает всех. Он из тех молокососов с пухлыми щечками, к которым женщины почему-то питают особое пристрастие - то ли в них просыпается материнский инстинкт, то ли что другое. Я вынимаю из кармана записку. - Можешь передать ей это?
Он ухмыляется.
- Подумаю. - Берет записку и кладет ее в карман.
- Но ты понимаешь, что я имею в виду. Чтоб все было шито-крыто.
- Ясное дело.
На душе у меня неспокойно, когда я расстаюсь с ним. Теперь еще кто-то знает о моей тайне, и, если Ингрид даст мне от ворот поворот, я буду выглядеть весьма глупо.
Ответа можно ждать только после обеденного перерыла. В столовой мне удается поймать взгляд Ингрид, и она как будто даже улыбается, но тотчас отводит глаза. Часов около двух Фёбе проходит мимо, бросает мне на доску письмо и во всеуслышание объявляет: «Тут одна девица из машинного бюро просила вам передать». Я опускаю голову и упираюсь лбом в сцепленные руки. Минуты две я сижу так, не смея выпрямиться, - наверняка все вокруг слышали. Жду, чтобы у меня перестали гореть щеки, потом исподтишка озираюсь по сторонам и вижу, что все вроде бы заняты - каждый своим делом. Сую письмо в карман и устремляюсь в туалет, чтобы вдали от всех прочесть его. Я так волнуюсь, вскрывая конверт, что у меня трясутся руки.
Письмо совсем коротенькое.
«Дорогой Вик, - гласит оно, - к сожалению, я не могу прийти сегодня вечером, потому что к нам приехала на несколько дней погостить моя двоюродная сестра. Ингрид».