- Да ладно, забудем об этом, - бурчит он. - Просто мне показалось сначала, что ты меня всерьез изувечил. Ну, теперь, по-моему, мы квиты. Я ведь тогда здорово разозлил тебя тем, что проехался по адресу той девчонки... Но долго видеть здесь мою физиономию тебе не придется, можешь мне поверить. Больше я такой душ принимать не желаю. Да будь я проклят, если я останусь здесь и позволю, чтобы меня распекали, как мальчишку за прогул.
И он распахивает дверь, со всего маху ударив по ней ладонью. Пружина резко возвращает ее обратно, и я едва успеваю подставить руку, чтобы она не ударила меня по лицу. Конрой идет по проходу и останавливается возле Уимпера. Это маленький чертежник средних лет, безответный работяга - из тех, что готовы всю жизнь гнуть спину за гроши.
- Где у тебя «Манчестер гардиан»? - спрашивает Конрой намеренно громко, чтобы все слышали.
- Не беспокойся, я сразу же дам тебе ее в обеденный перерыв, - говорит Уимпер, испуганно взглянув на Конроя.
- На черта мне сдался твой обеденный перерыв,-говорит Конрой. - Я хочу сейчас.
Уимпер пожимает плечами.
- Пожалуйста.
Не глядя, он выдвигает левый ящик и продолжает работу.
Теперь уже добрая половина сотрудников наблюдает за Конроем, а он берет газету, расстилает ее на своей доске и начинает переворачивать страницы, точно он не на работе, а в читальне. Дойдя до полосы, где печатаются объявления о найме, он принимается их читать, водя пальцем по колонкам.
Не проходит и минуты, как Хэссоп начинает что-то подозревать. Он выходит из своего кабинетика и, как всегда, неслышно ступая, приближается к Конрою, а тот на него никакого внимания.
- Вам непременно нужно читать газету во время ра-1лботы, Конрой? - спрашивает Хэссоп этаким язвительного ироническим тоном, но Конрой продолжает читать, будто его тут и нет. - Я к вам обращаюсь, Конрой, - говорит Хэссоп, начиная выходить из себя.
Конрой поворачивает голову и смотрит на Хэссопа.
- Я ищу работу, - говорит он. - И если здесь ничего не найду, то посмотрю в «Йоркшир пост» и во всех других газетах.-Он уже с трудом сдерживается.-Хватит с меня этой чертовой каторги, Хэссоп. Ухожу я. Я не из тех запуганных работяг, которые в три погибели склоняются над доской, как только заслышат голос хозяина. У меня все-таки шарики работают, и я попробую применить свои способности где-нибудь в другом месте. Думаю, долго искать мне не придется: немало есть фирм, которые плачут по
парням со смекалкой. Да и платят они куда больше, чем в этом вашем потогонном бюро!
Вот это он высказался, ничего не скажешь, и все вокруг напряженно прислушиваются, стараясь не упустить ни слова и гадая, что же будет дальше. Ну и напорист же этот Конрой - как бык, думаю я. Ни перед чем не остановится, если его разозлить. Лицо у старины Хэссопа становится белым, как кусок сала, а рот начинает дергаться - так всегда с ним бывает, когда он взбешен.
- Вам придется искать себе работу куда быстрее, чем вы думаете, Конрой, если вы будете так себя вести.
- Можете меня уволить хоть сейчас, - говорит Конрой. - Только сделаете мне одолжение.
На лбу у Хэссопа надувается жила, и на секунду всем нам кажется, что он сейчас велит Конрою явиться за расчетом. Но пора бы нам знать, что у него никогда не хватит духу сделать это в присутствии всего бюро. И он продолжает стоять и стоит на целую минуту дольше, чем следует. Потом сдавленным голосом произносит:
- Я предупредил вас, Конрой. Так что смотрите.
И, повернувшись, возвращается к себе в кабинет.
Конрой провожает его взглядом, пока за ним не закрывается дверь, после чего снова принимается листать газету, то и дело слюнявя кончик пальца.
II
Однажды вечером, вернувшись домой, А слышу: наш Старик у себя наверху практикуется на тромбоне. Надо сказать, что Старик наш - большой мастак по этой части. В свое время его звали в самые что ни на есть хорошие оркестры, но он не принял ни одного приглашения: в Южный Йоркшир он не поехал, потому что забои там слишком глубоки и душны для него, в других же местах ему пришлось бы совсем уйти из шахты и стать чернорабочим на заводе, а денег это давало мало. И поэтому он всегда играл в кресслийском оркестре, который, конечно, не чудо XX века, а просто неплохой второразрядный коллектив. Сам я ни на чем не играю, но оркестр люблю, особенно на марше, и до чего же приятно бывает видеть, как наш Старик шагает по улице, задрав к небу свой тромбон, слышать его резкий звук на фоне остального оркестра.
Старик спускается вниз, когда я пью чай, и берет с каменной доски открытку.
- Ты не забыл про это, Вик?
Это повестка донорам - надо явиться в школу на Шайргроувроуд. Старик тоже получил такую, а мы обычно ходим туда вместе.
- Забыл, - говорю я, - но это не страшно: никаких особых дел у меня нет.
- И кто это сдает кровь в середине зимы? - говорит наша Старушенция. - Разве не ясно, что это ослабляет сопротивляемость организма простуде и болезням.
- Да перестань ты, - говорю я.
- А по-моему, в некотором роде это даже полезно, - заявляет наш Джим. - Одно время кровопускание рассматривалось как средство излечения почти от всех болезней.