Любовь моя

«Как мило и спокойно закрыла Аня больную для женщин тему», — подумала Лена.

И Жанн улыбнулась. Ей почему-то вдруг вспомнилось одно далекое лето: база отдыха металлургов, приятная семья в соседнем домике. «Меня удивил и восхитил их десятилетний сынок. Он выполнял любую просьбу родителей с удовольствием. Обычно дети начинают ныть, мол, не охота, потом сделаю. А этот мальчик, чем бы ни был занят, мгновенно вскакивал и с радостью бежал выполнять поручение. Лицо его сияло счастьем, когда мама молча благодарила его улыбкой. Я тогда еще подумала: «Это результат мощной положительной генетики или мудрого родительского воспитания? А может, просто они все по-настоящему друг друга любят?»

Потом ей своя молодость вспомнилась. «Когда я вела детей в детский сад или назад, домой, то всегда с ними пела. И когда в школу — тоже. И вот раз запела взрослую песню. Сынок почувствовал любовь того человека и со слезами бросился ко мне на шею. «Мама, мне хорошо, но почему я плачу?» — спросил он. «Это от счастья», — ответила я. И тоже заплакала».

Жанна поняла, что очень скучает по своей семье. Она плотнее завернулась в одеяло и словно отгородилась от всего-всего, что не касалось ее любви.

12

Инна разговор с Леной продолжила:

— Чтобы распознать поэта тебе надо прочитать всего лишь несколько стихотворений?

— Как правило, да. Но выбирать стихи надо из сборников разных периодов жизни, чтобы сравнить, почувствовать развитие, найти лучшие.

— Что ты любишь из Цветаевой?

— Ты, наверное, удивишься: «Мне нравится, что вы больны не мной».

— А из Мандельштама?

— «Век».

— Всего-то? Даже Аня с ее великолепной простодушной наивностью и высшей формой непосредственности любит из него больше, — заявила Инна.

— Ты ряженая. При твоем-то триумфе бесчувственности и бессердечия…

— Ну что ты, Инна, я только на пути познания Мандельштама, — нервно откликнулась Аня, испугавшись резкости Жанны. — Скажем так: он мне близок, но чем, я пока не поняла.

— Тем, что его стихи рифмуются с ударами твоего сердца, тем, что они главное дело его жизни… — подсказала Жанна.

— Неравномерными ударами, — своим восприятием уточнила Инна чужое мнение. — Мандельштам уже в детстве писал сильные стихи. Говорят, поэты становятся взрослыми гораздо раньше обычных людей, что рифма — ускоритель жизни, потому что она — спрессованный опыт. И в каждой строчке стиха — вселенная! Не всякому дано снять печать с этих строк, понять природу слова поэта.

— А драматургия, по-моему, — это, прежде всего, подтекст, — сказала Жанна.

— В стихах его тоже хватает.

— Некоторые стихи Мандельштама для меня — высшая математика, а углубляться в них — как совершать цирковой трюк падения в бездну без страховки. Изучение его стихов требует полного эмоционального и умственного, я бы сказала… пожертвования. Такая насыщенность и целостность! Его жгучий темперамент подстегивает меня… Пастернак и Мандельштам, как мне иногда кажется, пишут в одном ключе, хотя вроде бы совсем разные. В них сразу не вникнешь. Читать их трудно. Непонятно, где кончается одна строчка и начинается другая. Их расшифровывать приходится. И на слух многие их стихи я не воспринимаю. Они… нет, все-таки как отдельные планеты.

— Этим поэтам в нашей стране воздуха не хватало, — сказала Лена.

— А нам ума, — рассмеялась Инна.

— Ну… невротика Бродского я бы к ним не отнесла. Может, он великий мудрец, провидец и не гладит по шерстке, но я глуха к нему. Для меня он монотонный и занудный. Если только отдельные сильные строки… — созналась Жанна.

— Наставила нас на путь истины! У каждого поэта свои заморочки, — с чувством превосходства усмехнулась Инна. — Мандельштама нельзя понять без знания предыдущего наследия поэтов. А еще, может, потому он труден, что за ним тянется шлейф Магадана… Чего проще: «Люблю грозу в начале мая».

— Воображаешь, что таким образом отсылаешь меня к классикам? Или Тютчева к ним уже не относишь?

— У каждого свой ряд предпочтений, я не хочу примазываться к общепринятому. Меня, например, Ваншенкин недавно пленил. Раньше я его не замечала, а теперь поставила на почетное место среди любимых поэтов. Увековечила… в своем сердце, — сказала Аня.

— Широко известен в узком кругу.

— «Мосты упали на колени и воду из Дуная пьют». Это он про войну. Иногда, чтобы прочувствовать душу поэта, достаточно одной его удачной строки, — сказала Лена, сделав вид, что не заметила затертую Иннину шпильку.

— У Мандельштама тяжелые мужские рифмы, — заупрямилась Жанна.

— Это естественно при его трудной жизни, — заметила Аня.

— Я недавно прочитала о нем. Раньше эти знания не приветствовались. Можно было залететь… туда же. В молодости я не имела выхода на такого рода литературу. Кое-кто мог бы свести с нужными людьми, но Коля остерегал, говорил, что она для тех, для кого этот шаг — акт отчаяния.