— Очень мило, — соглашаюсь я. И это в самом деле так. Каждый раз, когда Дерек шевелится, чтобы стряхнуть пепел в пепельницу, я ощущаю крахмальный поцелуй чистого белья. На свежевыкрашенном столике рядом с кроватью с моей стороны стоит гостиничный стакан с моей порцией виски, рядом с которым валяется скомканный пакет с надписью «Продезинфицировано для вашей защиты», из которого этот стакан достали. Через плотно закрытое окно гостиницы до меня доносятся звуки вечернего города — достаточно близко, чтобы ощутить себя в центре изысканных вещей, но все же достаточно далеко, чтобы избежать близости к надоедливой толпе.
Я рада, что решила, после весьма непродолжительных сомнений, остаться на ночь. Нет ничего полезней ровной бесстрастности приличной гостиницы, чтобы восстановить мое утерянное было ощущение светской женщины, которая все еще востребована для такого рода ночных приключений. Я поднимаю свой стакан, чокаюсь с Дереком и отпиваю глоток, совершенно не по-светски поморщившись.
— Господи, как же я ненавижу вкус виски.
— А все ненавидят, — просвещает меня Дерек. — Каким образом производители богатеют вне зависимости от этого — одна из самых загадочных тайн бытия. Я даже собираюсь написать об этом следующую книгу. Видит бог, исследований у меня на этот счет в избытке.
— А что насчет той книги, которую ты пишешь сейчас? Как идет дела?
— Эта книга, — заявляет Дерек, — меня убивает.
Из чего становится ясно, что, впрочем, и подразумевалось, что книга на редкость хороша. Чего нельзя сказать об ее авторе, который на этот раз выглядит ужасно даже в комплиментарном розовом свете лампы на прикроватном столике. Разве что он действительно выдохся после нескольких месяцев работы. Не говоря уже о длительном перелете с побережья и один бог ведает, насколько тщательных исследованиях виски на борту.
— Дерек, — мягко говорю я, — уже очень поздно. Не считаешь, что нужно выключить свет и попытаться поспать?
Но он назло мне тянется за бутылкой, чтобы долить стакан.
— Вот что мне надо сократить, так это трижды клятые сигары. — Матрас немного колышется, когда он приподнимается, чтобы усесться поудобнее.
— Или, — не успокаиваюсь я, — пить поменьше виски.
— Нет, нет, тут все дело в сигарах. От них у меня… вроде как сжимается в груди. — Он трет соответствующее место, почти полностью погрузив пальцы в густую светлую растительность.
Я тоже села, немного забеспокоившись.
— Ты о чем? — Дерек невелик ростом, но он всегда казался мне крупным мужчиной. И крепким. Шумный, с громким смехом, широкой мясистой грудью и, похоже, безграничной способностью ко всякого рода излишествам. Уязвимый Дерек в моих глазах переставал быть Дереком. Я не слишком этим горжусь, но такая мысль возникает в моей голове. Я поспешно пытаюсь спрятать ее под приторной материнской заботой.
— Послушай, возможно, у тебя сердце побаливает. Ты ведь…
— Не напрягайся, Ягершницель, — ворчит он, — тебе ведь плевать. — С этими словами он поворачивается ко мне и одаривает благоухающим виски поцелуем. — Мы оба знаем, зачем ты здесь, а по
— Я серьезно, — говорю я и возвращаю его руку на край кровати. — Ты меня уже вымотал, и мне обязательно надо поспать. Всегда ведь есть утро, если все будет в ажуре со вторым дыханием.
Хотя Дерек делает слабые попытки показать свое нежелание прекратить банкет, я чувствую, что втайне он рад, что может положить голову на подушку, выключить лампу, закрыть глаза и провалиться в небытие. Я выполнила свой долг, уверив его, что он уже вполне пристойно меня поимел, поэтому тоже могу спокойно заснуть.
В следующее мгновение, которое я осознаю, я снова в знакомом сне. Я машу Дереку рукой из своего окна, а он садится на заднее сиденье в такси. Подожди минутку, думаю я во сне. Разве на это раз все не должно быть по-другому? Разве на этот раз не
Но во сне я ничего не могу сделать, кроме того, что я делаю обычно наяву после того, как меня покинут: сесть на велосипед, отъехать от дома и помчаться прочь, чувствуя, как с каждым поворотом переднего колеса рассасывается ощущение потери. Ощущаю себя всадником, припавшим к седлу, чья лошадь несется по пересеченной местности. А в следующий момент — лошадью, уверенно несущейся по склону. Кентавр на велосипеде, смутно удивляюсь я. Некое существо, в котором человек смешался с животным. Связанным и с тем, и с другим, но одновременно ощущающим такую свободу, что…
Я резко, толчком просыпаюсь в темноте. Что напоминает мне о шутке, которую любит повторять Карен: «Я проснулась толчком, но это оказался незнакомый толчок». Ну, полагаю, это надо испытать на себе…