Любовь на краю света

Путешественники успели подставить оловянные тарелки под рыбу как раз вовремя, прежде чем она соскочила с вертела, отделившись от костей. С тихим смехом торжествуя победу, они насадили на вертел вторую форель, а затем набросились на еду, которой придавали особый вкус пережитые приключения и волнения этого долгого дня.

Наконец Элиза облизала кончики пальцев и, блаженно закрыв глаза, прошептала:

— Никогда в жизни не пробовала ничего вкуснее.

Джереми не мог не согласиться с ней. Свежая вода из ручья не уступала в сладости самому лучшему вину. Вторая рыбина отправилась вслед за первой.

Насытившись, беглецы поставили тарелки на траву и, сидя рядом плечом к плечу, долго смотрели на языки пламени. Потом Элиза подняла глаза на Джереми.

— Расскажите мне о своей семье.

«Расскажите мне о себе», — слышалось за этой просьбой.

Повернув голову, Джереми встретил взгляд Элизы.

— Вы знакомы с Леонорой.

— Но, если я не ошибаюсь, вы живете с дядей, не так ли?

— Да, с дядюшкой Хамфри. — Джереми вновь отвернулся к костру. — Мы с сестрой поселились у него, когда умерли наши родители. Мне было двенадцать. Хамфри жил тогда в Кенте, но через несколько лет все мы переехали в Лондон, там дяде было удобнее заниматься своими исследованиями.

— А что он изучает?

— Памятники древней письменности, как и я.

Залюбовавшись игрой теней на строгом лице Джереми, озаренном пламенем костра, Элиза не сразу задала следующий вопрос:

— Вы с дядей специализируетесь в какой-то определенной области?

— Точнее, занимаемся определенными языками. Преимущественно шумерскими текстами, это нам нравится больше всего, но оба мы посвятили себя изучению иероглифического письма и консультируем по самому широкому кругу вопросов, связанных с древней письменностью.

— И часто к вам обращаются?

Беседа продолжалась долго. В конце концов, Элиза составила себе представление о жизни Джереми, о его делах и заботах. Узнав о том, что несколько месяцев в году он проводит в путешествиях по приглашению крупнейших университетов Европы, Элиза почувствовала невольную зависть.

— В прошлом году я побывал в Праге, а сейчас поговаривают, что скоро придет запрос из Вены. Ну посмотрим, время покажет.

Вздохнув, Элиза спросила, нравится ли Джереми путешествовать. Так, мало-помалу, задавая вопрос за вопросом, она узнавала все больше о жизни, совершенно ей неведомой и все же чем-то близкой хорошо знакомому ей миру.

Задумавшись, она проговорила:

— Не припоминаю, чтобы мне доводилось встречать вас на других балах, кроме того давнего. Кажется, его давала леди Бетлехем.

Джереми состроил кислую мину.

— Я не помню, где это было. В те времена Леонора упрямо таскала меня с собой повсюду, представляя своим знакомым. Я потворствовал ей около года, но балы никогда не были моим любимым времяпрепровождением.

Элиза удивленно вскинула брови:

— Даже если у хозяев дома роскошная библиотека?

Джереми рассмеялся:

— Я пробовал первое время находить утешение в книгах, но Леонора и остальные быстро сообразили, где меня искать, так что библиотеки, а вместе с ними и балы очень скоро утратили для меня свое очарование.

Элиза улыбнулась. Рассказ Джереми помог ей справиться с волнением. Осталось лишь пронзительное ощущение их близости и ночь, наполненная темнотой и отблесками костра. Элиза поздравила себя с тем, что без особых усилий получила на удивление точное описание жизни Джереми, как вдруг поймала на себе его изучающий взгляд.

— Теперь ваша очередь, — сказал он. — Я кое-что знаю о вашей семье, но как вы сами ее видите?

Обхватив руками колени, Элиза устремила взгляд на огонь.

— Вы достаточно хорошо знакомы с моей семьей, чтобы иметь представление о царящих в ней нравах, по крайней мере, в общих чертах. Мои сестры более… активны, чем я. Думаю, это подходящее слово. Я самая тихая в семье. Как вам уже известно, я не люблю ездить верхом и до сегодняшнего дня считала, что не люблю пешие прогулки. То есть обычно они мне не доставляют удовольствия, но, возможно, все дело в тяжелых юбках. Надо будет провести опыт, когда я вернусь домой, то есть в Куонтокс и Кейзли. Хизер часто гуляет там, а Анджелика много времени проводит в седле, даже больше, чем Хизер.

Джереми склонил голову набок, чтобы видеть ее лицо.

— Чем же вы занимаетесь, когда бываете за городом?

Легкая улыбка тронула губы Элизы.

— Я люблю вышивать. Тетя Хелена, искусная рукодельница, научила меня. Еще я много музицирую, играю на арфе. Ну и на фортепиано. — Элиза скосила глаза на Джереми. — Меня всегда первой просят спеть на семейных сборищах.

Джереми тепло улыбнулся в ответ:

— Должен же кто-то выступать в этой роли.

— Да, вот мне и приходится.

— Но большую часть года вы проводите в Лондоне, верно? — Элиза кивнула, и Джереми добавил: — И что вы делаете? Опишите свой самый обычный день.

Элиза нерешительно замолчала, но тепло костра и непринужденная простота беседы помогли ей преодолеть смущение. Усевшись поудобнее, она принялась отвечать на вопросы Джереми с той же откровенностью, с какой чуть раньше рассказывал о себе он сам.