Любовь не кончается: Джулитта

Огромные валуны разделяли большой ручей на несколько маленьких. Некоторые из них были узкими и глубокими, остальные — широкими и мелкими Паломники с удовольствием спешились, напоили лошадей и расположились на отдых. Прозрачная как стекло ледяная вода сверкала на солнце. Камни на дне походили на изумруды. Бенедикт напоил лошадей водой, следя, однако, чтобы они не выпили слишком много.

Одна из монахинь, стыдливо приподняв подол рясы и чуть-чуть обнажив худые белые ноги, осторожно ступила на мелководье и тихонько вскрикнула. Затем позвала двух своих сестер, предлагая последовать ее примеру. Некоторое время те с сомнением поглядывали на нее, но в конце концов тоже вошли в воду. Священник умылся и сел у воды, положив на лысину мокрый платок. Торговец скинул тунику и пристроился в тени лежащего в отдалении огромного камня. Тяжело отдуваясь, он обмахивался куском ткани.

Именно он умер первым.

Никем не замеченный Понс подкрался к ненавистному толстяку и перерезал ему горло, из которого тут же забил фонтан крови.

— Ты не ошибался насчет меня, — зловеще прошептал баск, зажав рот хрипящей в агонии жертве. — Я давно горел желанием пощекотать тебе шейку.

Бенедикт осознал, что на них совершено нападение, только тогда, когда в его тело вонзились две стрелы: одна в бок, другая в левую руку. Увидев, что муж как подкошенный рухнул в воду, Жизель с криком ужаса бросилась к нему, но в следующий миг тонко просвистевшая в воздухе стрела оборвала ее крик навеки.

Вода окрасилась в алый цвет, красные полосы, похожие на развевающиеся на ветру праздничные ленты, поплыли вниз по течению. Но Бенедикт уже не видел ничего вокруг. Он лишь ощущал чудовищную боль и чье-то тело, навалившееся на него сверху. От этого было еще больнее. На губах появился привкус крови, затем в горло хлынула ледяная вода. Задыхаясь, Бенедикт начал судорожно хватать ртом воздух. Он попытался, но не сумел поднять голову, зато увидел, кто лежал сверху. Широко открытыми от удивления глазами на него смотрела мертвая Жизель. Бенедикт, попытался произнести ее имя, но из его горла вырвался глухой хрип. А потом на землю пал беспросветный мрак.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ

Небо было чистым, но это не мешало едущему по горной дороге в сопровождении небольшого отряда Фейсалу ибн Мансуру, мавританскому лекарю, состоящему на службе у господина Родриго Диаса де Бивара, витать в облаках.

Уставший от долгого сидения в жестком, неудобном седле, Фейсал мечтал о доме и мягкой перине, а когда ненадолго прикрывал глаза, то ясно видел умиротворенное и улыбающееся лицо своей жены Мэриам, растирающей ему ноги перед сном. До него доносился даже радостный смех детей, резвящихся рядом.

Его мул споткнулся и испуганно заржал. Вздрогнув и открыв глаза, Фейсал мигом рухнул с небес на землю. Перед ним предстала жуткая картина. На полянке возле широкого каменистого ручья были беспорядочно разбросаны бездыханные тела, похожие сейчас на тряпичных кукол.

— О, Аллах Всемогущий! — воскликнул лекарь и натянул поводья так резко, что застывший на месте мул чуть не сбросил его на дорогу. Над поляной парили коршуны и канюки. Два черных грифа, сидящие на одном из трупов, лениво взмыли в воздух и опустились на нижнюю ветку ближайшего дерева, застыв в ожидании.

Фейсал устало слез со спины мула и подошел ближе. С первого же взгляда он узнал в убитых христианских паломников: три монахини, священник, бродячий менестрель, два торговца и молодая женщина, все одетые скромно, но добротно. На еще влажной после вчерашнего дождя почве виднелись следы копыт, но лошадей видно не было. Фейсал не сомневался, что паломников перебили и ограбили местные разбойники, промышлявшие по дороге на Компостелу. Печально покачивая головой и причмокивая, лекарь переходил от тела к телу, надолго задерживаясь у каждого убитого, прижимая пальцы к его шее в надежде нащупать пульс и поднося к губам маленькое зеркальце. В глубине души он понимал, что надеяться не на что.

Вообще-то Фейсал свято верил в человеческую доброту и благородство. Служа у такого уважаемого человека, как господин Родриго, среди мавров больше известного как Сид, он не мог не научиться ценить людей и человеческую жизнь. Однако в такие мрачные моменты, как сейчас, маленький седобородый лекарь всерьез задумывался о природе людской жестокости и злобы. Это были те болезни, справиться с которыми наука врачевания не могла.