– Идем мы с двумя большими стоянками. Люда много, но стоять все одно не станем. Ночью тоже идем. На рассвете восьмого дня будем на месте, проводим куда надо. Есть – два раза, кашеварит повар наш, Арша. Хорошо кашеварит, не думайте. И мясо, и суп, и в ходьбе сготовить может чего угодно. Ежели денег нет на общий котел, то сами добывайте. Уйдете, умрете или потеряетесь – ждать не будем и денег не воротим. А счас спать идите, вона, к кострам, а я телегу вам сготовлю. Ежели есть хотите, то к кухне идите, там Арша как раз доготавливает чего-то. А ты вот только, Игор, постой на слово.
«А вас, Штирлиц, я попрошу остаться», – машинально подумала я, но в сторонку отошла, поманив за собой молчаливого Акатоша.
– Спасибо, – шепнула я ему, заглядывая в вишневые глаза, – ты все делаешь очень правильно.
Акатош улыбнулся.
– Я ничего не делаю. Это тебя я хочу поблагодарить.
Я засмущалась было, но тут же одернула себя – я ж мать! И спросила то, о чем постоянно забывала.
– Ты как, меч свой чувствуешь?
Акатош кивнул.
– Теперь – да.
Фух, как хорошо-то!
***
Орег любовно погладил высеченный из деревяшки колышек. Посмотрел на Игора.
– Ты – наемник, вижу. Охранять будешь караван, или отказался?
– Буду. Выгодная сделка. А чего это вдруг лишние руки понадобились? Смотрю, у вас тут все отлажено.
Орег сплюнул.
– Да куда уж тут… Сам, поди, знаешь, чего творится. Люд хлынул с гор. Мы, покамест тут стояли, дважды отбивались уже. Как озверели все… Дома побросали, а жить чем-то надо. Вот самые оглашенные и пошли на разбой. Тяжко будет в этот раз, ты уж упомни. Пойдешь в конце каравана, ежели чего, то отход защищай.
Игор нахмурился.
– Ты меня к месту не привязывай. Я полезнее буду вот так, на разведке.
Орег внимательнее присмотрелся к Игору, понятливо кивнул.
– А-а-а, ты из этих, из зверолюдов… Ну так это совсем хорошо. Ежели чего учуешь, сразу ко мне, и чтоб без паники.
Орег ни капельки не удивился, будто бы каждый день общался с оборотнями за чашкой чая.
– У вас что, и такие, как я, есть?
– Ну, тут то не встречал, а в песках водятся. Знаться ни с кем не хотят, живут в общине своей. Редко когда видел, но слышал много. Нюх-то со слухом у вас, стало быть, отменный. Поди унюхаешь, где беда.
Оборотень кивнул, немало пораженный осведомленностью караванщика.
– Вот и ладно! Пойду я вам телегу готовить, на рассвете сбор трубим.
Игор махнул рукой, разворачиваясь, и, уже уходя, услышал сказанное в полголоса:
– Ты смотри, острожное все ж. Не все тут к зверолюдам привычные.
Игор кивнул, благодаря за совет, и отправился к костру, где его ждала гримированная иномирянка и перебинтованный бог.
***
Ночь прошла на удивление спокойно. К нам никто не лез с задушевными разговорами – людям и без того приходилось несладко, и они были погружены в свои страдания и мысли. Если уж растение рут – их последняя надежда на жизнь без боли и страданий…
А утром начался пожар во время потопа в месте сейсмологической повышенной активности. То есть, все носились, орали, как оглашенные. Ржали кони, скрипели телеги… Оказалось, на стоянку пришел другой караван. Видимо, чтобы место не простаивало.
Но все закончилось быстро и вполне оперативно. Я и сама не заметила, как мы с Акатошем оказались в телеге, запряженной хорошей добротной коняшкой. Игор же был верхом – ему, как разведчику, выделили свой транспорт.
Телега была крыта плотной тканью, не воняла, не была рассохшейся. Вполне пригодная для долгого путешествия. Только вот колдобины… Ух!
Нас вполне ощутимо потряхивало, и я быстро впала в полукоматозное состояние. Зато без лишних глаз.
Караван был огромен. Штук двадцать телег, вполне полноценный отряд охраны. В конце – обоз с провиантом и походной кухней. В начале – охрана и крытая модная телега нашего главного. Мы плелись ближе к концу. Оно и правильно – подальше от начальства и разговоров попутчиков.
Я постоянно протирала кожу ореховым отваром, полоскала им рот, держала волосы зализанными под своим платком. Когда солнце оказалось в зените, я мысленно погладила себя по головке. Умница! Обычный грим из подручных средств обязательно бы потек, а вот от въевшейся ореховой краски так просто не избавишься. И морщины тоже были вполне натуральными – я постоянно щурилась и кривила лицо, и уже на эту гримасу раз за разом наносила отвар тонкими кистями. Красотка вышла! Я улыбнулась себе в маленькое карманное зеркало коричневыми зубами.
Мы встали на обед, притом, по моим ощущениям, не больше, чем на полчаса.
Мы с Акатошем выбрались из телеги, размяли ноги. Я натурально и жалобно стонала, держась за поясницу, а Акатош просто стоял рядом, держа меня за руку.
– Спасибо, сынок, – всхлипнула я, заметив, что на нас смотрят люди, спешащие на обед. И охрана, и больные, и сопровождающие, правда, из телег вышли не все. Скорее всего, люди экономили на питании, беря с собой запасы.
Акатош держал меня под руку. Так, прихрамывая и жалуясь на жизнь, я дошла до котла, который дымился на большой подставке.
На нас выдали вполне неплохой паек: пара дымящихся мисок с мясной подливой, много хлеба, какая-то крупа и печеные овощи. А неплохо…