Любовь по-французски. О чем умолчал Дюма

По прошествии пары лет после воцарения Джорджа при дворе, казалось, лишь один подданный короля бунтовал против фаворита: им был Карл, принц Уэльский, наследник короны. Он, родившийся в 1600 году, был на восемь лет моложе Джорджа и на шесть – своего брата Генри-Фредерика. Карл являлся любимым сыном своего папеньки, который с удовольствием лично занимался его образованием. В результате в нем странным образом уживались совершенно противоположные качества: гордость и робость, непримиримость и щепетильность, упрямство и нерешительность, холодность и чувствительность. Он был деликатен, немногословен и обожал учение. Принц очень серьезно воспринимал свою миссию божественного права на королевскую власть и жреческое предназначение в качестве главы англиканской церкви. Он относился к своему старшему брату как к истинному божеству. Преждевременная внезапная смерть Генри-Фредерика породила в сердце Карла тоску по прекрасному, сильному и блестящему другу из когорты тех, вокруг которых робкие юноши возводят настоящий культ.

Примерно в это время и развернулась карьера Джорджа Вильерса, которого король замыслил ввести в свою семью как второго сына. Это, естественно, возбудило ревность Карла и желание подставить ножку незваному гостю. Их отношения начали осложняться мелочными ссорами. Как-то принц позаимствовал у фаворита огромной ценности перстень, который в течение дня незаметно соскользнул у Карла с пальца. Джорджу, испытывавшему истинную страсть к драгоценностям, не удалось скрыть свое огорчение от короля, который встревожился, потребовал раскрыть причину его расстройства и дал полную волю гневу. Ушлые придворные скорехонько сделали вывод, что правитель предпочитает Стини своему обожаемому сыну. Иаков приказал Карлу не показываться ему на глаза, пока не сыщет перстень, чем довел наследника до слез. К счастью, положение спас камердинер принца, отыскавший драгоценную потерю в одежде хозяина.

В другой раз король, принц и Джордж Вильерс, прогуливаясь вместе в парке, прошли мимо мраморной статуи Вакха, который представлял собой не что иное, как потешный фонтан, неожиданно предательски испускавший струю воды на ничего не подозревавшего посетителя. Позднее подобные фонтаны перенял у французов и приказал соорудить в Петергофе император Петр I. Карл, по-видимому с детства знакомый с секретом этой статуи, включил потеху и безвозвратно испортил роскошный костюм фаворита. Щеголеватый Джордж нашел в себе силы выразить свое расстройство всего лишь сдержанным стоном, но этого было достаточно, чтобы разозленный король отвесил сыну несколько пощечин. Тем не менее Иаков, всегда считавший, что худой мир лучше доброй ссоры, жаждал установления добрых отношений между своими «дорогими малышами» и с этой целью устроил нечто вроде пира, на котором даже прослезился от охвативших его нежных отцовских чувств.

Трудно сказать, какой поворот произошел в душе молодого человека, но мало-помалу ненависть молодого принца переросла в крепкую дружескую привязанность. Вильерс стал для него образцом физическим, нравственным и даже интеллектуальным, у которого он, хрупкий здоровьем и неуверенный в себе, черпал ум, жизненную силу, красноречие и твердость в поступках. Он вбил себе в голову, что Вильерс есть венец творения, и ничто не могло заставить его отказаться от этого убеждения буквально до последнего дня его жизни.

Молодые люди странным образом дополняли друг друга. С одной стороны, у них были одинаковые вкусы, оба любили охоту, физические упражнения, верховую езду, поэзию, музыку и, прежде всего, живопись. Карл буквально смотрел Джорджу в рот как пророку, обожал его как героя. Вильерсу же нравилось оказывать меланхоличному и боязливому юноше горячее покровительство, как это делал для него король. Он часто поддерживал перед королем желания принца, точно так же, как и становился на сторону королевы в ее требованиях.

Сохранилась короткая записка Карла, из которой становится ясно, что Джордж также содействовал его первым галантным похождениям. Тем не менее Карл заслужил уважение своим целомудренным поведением. Факт остается фактом: в документах не удалось найти никаких сведений о любовных приключениях обоих, хотя Джордж явно кружил головы дамам и, по свидетельствам современников, «ни его сдержанность, ни его умеренность отнюдь не заслуживают похвалы». Однако все его похождения облачены в покров тайны, не проскользнуло ни одного имени. До современников дошли только отзвуки тех скандальных шалостей, когда он буквально не знал удержу.