Любовь под боевым огнем

– Пока не знаю. Без минного взрыва я не рассчитываю на успех. Необыкновенная храбрость теке заставляет меня быть осторожным. Дайте им наше оружие, и шансы будут неравны. По духу они герои и только по средствам и знаниям младенцы. Идти без солидной подготовки на штурм с моими пятью тысячами штыков значило бы искать поражения. До свидания, дорогой Борис Сергеевич, спасибо за визит и за статские речи. Возвращайтесь, пожалуйста, назад не площадкой, а траншеями.

Несмотря на многократную встречу грудь с грудью, оба враждовавших стана не успели составить определенного понятия о силе своих противников. На стороне Теке было много удач: бой в садах ханум, смерть генерала Петрусевича и успехи двух вылазок, но затем Аллах прогневался и послал 4 января большую потерю в людях.

Желая исследовать нравственную силу гарнизона, командующий решил открыть в стене пробную брешь. Батарея расположилась с этой целью всего в тридцати саженях от стены. С раннего утра восемь ее орудий принялись посылать снаряд за снарядом, под ударами которых сухая глина брызгала во все стороны своеобразными фонтанами. Через час беспрерывной толчеи образовались в стене расселины; одни глыбы валились в крепость, другие в ров. Через два часа чугун пронизал уже всю толщу стены и открыл эспланаду крепости.

Здесь легко было подметить необычайное мужество теке. Видно было, как после каждого выстрела сотни рук вскидывали обратно землю на только что разбитую позицию; женщины не отставали от мужчин.

Узелкову так и хотелось вскрикнуть: «Браво, теке, браво!» А теке ложились в это время за обвалом стены в виде нивы, урожай которой принадлежал ангелу Израфилу. Как только замолкла батарея, бреши не существовало, она была заделана до верхнего уровня стены!

Теперь только пушечная культура столкнулась с беззаветным мужеством, стоившим рукоплесканий. Оба стана узнали наконец силу своих средств. После пробного испытания отряд перестал подозревать командующего в том, что он тянет осаду для усиления эффекта, и примирился с мыслью о необходимости ожидать окончания мины.

Мина сделалась вскоре центром общего внимания. Прогулка к ней из лагеря считалась обязательной для каждого, кто пренебрегал пальбою зембуреков. Минеры были героями дня. Стоило одному из них показаться на божий свет, как на него обрушивалась вереница вопросов:

– Быстро ли подвигаетесь вперед?

– По два фута в час, вашебродие…

Минеру было не до расспросов. Ему хотелось подышать свежим надземным воздухом, чтобы с облегченной грудью вновь нырнуть в непроглядную тьму.

– Как велико расстояние до крепостной стены?

– Капитан Маслов сказывают, что теперь попадем в самую точку.

– А разве была ошибочка?

– Не могу знать…

– На какое количество пороха готовите камеру?

– Капитан Маслов сказывают…

– Чем вы там дышите? У вас сломался вентилятор, а запасного не взяли?

– Не могу знать…

Полакомившись воздухом, минер быстро исчезал в беспросветной галерее, предоставляя любознательной публике разойтись или ожидать появления другого минера с тем же традиционным «не могу знать».

Наконец отрядный инженер донес командующему, что мина готова и что к ночи на 12 января он зарядит камеру по всем требованием пиротехники.

XXIII

В полночь на 12 января адъютанты командующего и ординарцы роздали диспозицию, определявшую общий план предстоявшего штурма.

«Завтра, – объявлял командующий, – имеет быть взят главный вал неприятельской крепости у юго-восточного угла ее…»

Побуждаемый осторожностью, внушенной твердостью духа, проявленной защитниками Голубого Холма, командующий не предполагал взять всю крепость в один прием и даже опасался, что колонны нерасчетливо ввяжутся в дело.

– Командующий требует останавливать натиск людей внутрь крепости, – добавляли адъютанты, раздавая диспозицию. – Натиск разрешается только при очевидности победы и бегстве неприятеля.

«Для штурма назначаются три колонны, – говорилось в диспозиции. – Первая, под командой полковника Куропаткина, овладеет обвалом, какой будет произведен взрывом Великокняжеской мины. Вторая, полковника Козелкова, овладеет артиллерийской брешью. Третья, подполковника Гайдарова, произведет демонстрацию у стены Баш-Дашаяк. Резервы останутся в моем распоряжении. Всей артиллерии действовать по крепости…»

Кто из участников штурма не бросает накануне его мысленный взгляд на прожитое? У кого нет там, далеко, сердца, которое застынет, а может быть, и навсегда замрет при вести о катастрофе? Канун штурма – это подведение итогов всему душевному и сердечному. Одни из участников предстоявшего боя подводили эти итоги прощальными, нервно набросанными строчками. Другие – теплым взглядом на медальоны и амулеты. Люди же с крепкими верованиями меняли белье и заботливо оправляли на шее тельные кресты.