Любовь под зонтом

Настя лежала пластом на верхней полке в плацкарте и смотрела в окно. Поля, поля, поля. Бесконечные, словно где–то там, вдалеке, край земли. Красивый, но однообразный пейзаж быстро наскучил и не отвлекал от вялотекущих мыслей, что, в принципе, было ей даже на руку.

Низ живота неприятно тянуло, лишний раз напоминая о ещё одной причине для расстройства, и Настя периодически закрывала глаза, чтобы не дать слезам прорваться наружу.

Девушка бросила взгляд на спящего на боковом месте Димку и улыбнулась с умилением. Крупный парень весь вечер мостился и так и сяк на полке, кряхтя и жалуясь, но сейчас спал как младенец–ангелочек из мультиков, подложив руки под щёку.

Он заметил её состояние сразу, но так и не сказал ни слова — понял, пока не стоит беспокоить. Зато полностью взял на себя опеку над мелкими бандитами, а по совместительству и братьями–близнецами свей ненаглядной. Те же, очарованные и его обаянием, и недосягаемой пока взрослостью и опытностью, засыпали доброжелательного и дружелюбного парня миллионом вопросов, по своей привычке говоря одновременно и почти в такт. Почти, но не всегда. Настя к такой манере давно привыкла, ровно как и все домашние, а вот Диме пришлось приноровиться.

«Он идеальный. И был бы отличным отцом, — вздыхала про себя Настя и прижимала ладонь к животу. — Но, может быть, раз не вышло, то и не надо торопиться? А вдруг у нас какие–то проблемы с этим, и будем мы, как мамина коллега, больше десяти лет по врачам мотаться? Блин, что решить–то?»

Всю дорогу она мучилась и страдала, обзывала себя эгоисткой, раз думает о своих личных проблемах больше, чем о семейных.

Да только об отце она и говорить не хотела! Не могла простить! Не хотела! Но мысли возвращались, беспощадные в своей неотвратимости и настойчивости. Желчно–горькие, тяжёлые, навязчивые.

«Нетушки! Об этом я подумаю, когда вернусь домой. Сейчас я с Димой, и надо как–то дистанцироваться и не портить ему отдых и знакомство с дедулей и бабулей!» — дала себе установку Настя. И честно пыталась следовать ей. Не всегда выходило, но она пыталась.

— Чего не спишь? — донёсся тихий голос любимого.

Настя снова отвернулась от окна и снова не удержалась от улыбки. Димка. Её любимый мужчина. Её счастье. Её солнце.

— Потом расскажу, ладно? — почти беззвучно ответила она, но он словно прочитал по губам, кивнул.

— Идём умываться? — парень кивнул в сторону санитарной клетушки, и настала очередь Насти кивать.

Стараясь не разбудить близнецов и остальных пассажиров, парочка тихонько прокралась в конец вагона. И Димка попытался прорваться вместе со своей ненаглядной в малюсенький туалет.

— Ну уж нет, дорогой. — Настя выставила перед собой палец, как учитель, вынужденный объяснять прописные истины нерадивому школяру. — Там грязно и ни капельки не романтично, а ещё мало места. И я уже не говорю о глубоко интимных, чисто женских моментах. — Она выразительно посмотрела на него. — В общем, подожди здесь, я первая.

Дима только сощурил глаза и выгнул бровь, как бы говоря: «Я тебе это припомню», но сделал шаг назад и поднял руки, уважая желание своей дамы. Ему безумно хотелось коснуться её, прижаться покрепче, не отпускать, ведь он и так уже столько дней почти не имел возможности побыть рядом. Но и не признать её правоту тоже не мог. Он снова погорячился, поддался чувствам, не подумав. Близость Насти совершенно лишала здравого смысла, и такая реакция, не особо присущая ему ранее, то раздражала, то забавляла.

— Не уходи, я быстро. Надо поговорить, — коротко сообщил Дима, когда умытая и порозовевшая (как он подумал, от наверняка неприличных мыслей) Настя выпорхнула в квадратный предбанник–тамбур.

— Ладушки, — беззаботно ответила она.

Только вот когда он вышел, Настя стояла с идеально прямой спиной и смотрела в окно. Нервничала.

— Чего ты такая последние дни? — спросил Дима, обнимая за тонкую талию, привычно укладывая большую горячую ладонь на животик. — Извини, что сейчас спрашиваю, но я не знаю, как там у твоих всё устроено, мало ли, вдруг толком не будет времени пообщаться наедине. — Ладонь ещё раз огладила немного округлившийся живот и Настя почувствовала, как замер парень, затаил дыхание на пару секунд. Но вывод сделал верный. — Ты не беременна, да? Наоборот, да?

— Угу, — едва слышно выдохнула Настя и вся сжалась. Её тут же обняли ещё нежнее, ещё бережнее, поцеловали в шею, плечико, чисто кошачьим жестом потёрлись лохматой головой о её щёку.

— Ты из–за этого так расстроилась или есть что–то ещё? Я ведь тебе говорил, что мы могли попасть в безопасные дни, ничего страшного не случилось, попробуем ещё, и ещё, и ещё… — жарко шептал он в порозовевшее ушко. — Я тебя люблю, котёночек, очень сильно люблю.

— Я… — Настя обернулась в кольце его рук и подняла глаза на коварного искусителя. Он смотрел таким взглядом, что все мысли разом вылетели из головы напрочь, осталось лишь желание. Не такое, как всегда, с примесью солнца и весеннего тепла, а тёмное, страстное, будто концентрированное. Квинтэссенция страсти, обладания, власти.