Любовь с алкоголем

— Таня Свиридова звали девушку. Я собирался жениться на ней… Таню выгнали из института, а меня больше никогда не пустили в Москву, тогда, в семидесятые… А отца пускали! Он, когда развелся с матерью, то сразу уехал, и она подумала, что поэтому он с ней и развелся. Из-за Москвы, из-за кого-то в Москве. Поэтому она и ненавидит все русское.

— Так она и тебя должна… не очень любить, раз ты так любишь русский!

— Меня она обожает. И даже придумала какую-то историю о любовнике, который и есть якобы мой настоящий отец. Американец, конечно! Всё, чтобы только свою слабость прикрыть…

— Прикрыть, но не побороть!

— Я поборол! Забыл Таню Свиридову, ха!

— Действительно или придумываешь, что забыл?

— Придумал я скорее любовь… Какая любовь в двадцать лет? Первая, временная… Я так хотел сохранить свою русскость, то есть не так — присутствие отца хотел сохранить, поэтому и русский язык… А в детстве я ненавидел! Ну, как все дети эмигрантов в детстве ненавидят, потому что боятся быть отличными, не похожими на других, а потом хватаются как за спасательную палочку, потому что это придает веса индивидуальности, личности…

— Ну, это не только о детях можно сказать, но и о самих эмигрантах. Когда я только приехала в Америку, ни в коем случае не хотела общаться со своими, югославами, мне казалось, это будет плохо влиять на мою «американизированность», ох, комедия!.. Но как все-таки эти вот старые фото похожи на мои, моих родителей… Да, где-то только с шестидесятых мир резко разделился. То есть Америка достигла своей цели и стала влиятельным, диктующим центром западного мира. Ой, я помню, как мой брат отплясывал твист! Какие у него были узкие брюки! Он учился играть на саксофоне… Там не осталось больше шампанского? Мы так и не забрали…

Вильям пошел к бассейну, а Славе стало как-то неловко. После сказанного «мы так и не…» Неловко, потому что, вот ведь, они были так близки, ей казалось, что как-то специально не только для нее это было, а теперь они сидят, разговаривают, будто ничего не было, не было этой близости. И наверное, в этом была ее вина, потому что она себя чувствовала задающей тон, настроение их отношениям… Вот Вильям вошел в комнату — бутыль под мышкой, два бокала в одной руке и ваза с цветами в другой, так же держа, как букет. И Слава опять вспомнила брата… прибежавшего с букетом на ее свадьбу. Она неожиданно выходила замуж. И еще — не за того, за кого брат предполагал. «Не только же мне разочаровываться!» — сказала она ему тогда, стоя у окна, глядя во двор своего детства… «Нет, пожалуй, я ему этого тогда не сказала. Это сейчас я так думаю». Славица закрыла альбом с фотографиями и взяла протянутый ей бокал.

— Я не должна вернуться домой, Вильям?

— Я не знаю, должна ли ты… Я бы не хотел. — Он сел рядом со Славицей. — Если ты из-за моей любимой мамы, так она не приедет.

Слава засмеялась, поцеловала его и, встав, выйдя на середину комнаты, закружилась, вытянув руки в стороны.

— Как здесь много места! А у меня в комнате кругом мебель, кошки и подружка! У тебя есть что-то из еды? Я могу приготовить…

— Да, можем пойти на кухню. Полный холодильник еды… Как и положено в таких домах, такты сказала? Маша-Слава…

10

— Славочка, а если они унюхают, что ты пила вино? — Одетая в купальник, Раиса искала пластинку «Би Джиз», спрятанную Славицей.

Было одиннадцать утра. Славица только вернулась, завезенная Вильямом. Она не напилась вечером, нет. Но выпить утром, опохмелиться, стало уже для нее каким-то обязательным делом. Без этого было как-то не по себе. Ночью она вставала и сидела на кухне «сумасшедшего дома» Вильяма. Курила, пила коньяк, найденный в ливинг, в заставленном хрусталем баре, и, глядя за окно, на бассейн, думала: «Как было бы хорошо здесь жить, да, с этим вот парнем. С не совсем американцем, лучше, конечно, чем с безумным сербом… Все действительно стали безумцами со своими национальностями. А я, что же, выродок?»

— Ну, обратят на меня внимание. Тут-то я им скажу, что я о них думаю!

— Может быть, эти АА митинги кому-то из них помогают…

— Конечно. Многие все дни проводят в разъездах по церквям, клубам. В одной встреча в восемь утра, в другой в полдень, то есть в полдень по всему городу встречи, обязательно. В четыре часа еще где-нибудь, в клубе женском. Самое ужасное — это вечер. Потому что последняя встреча в восемь тридцать. Кончается около десяти. Ну, можно протянуть до одиннадцати. А потом? Что потом делать? Снотворное принимать, чтобы до утра протянуть? Так это тоже тогда — зависимость. Ты идешь на АА митинги, чтобы не думать, отвлечься, забыть алкоголь. А если ты и думаешь о нем, там ведь только об алкоголе и говорят, ты не можешь выпить. Я только всегда удивляюсь — на что же люди живут, если проводят все дни в разъездах по митингам, то есть не работают…