Любовь с алкоголем

— А вы знаете, мне, видимо, такой и нужен мужчина. Один мой приятель сказал, что у меня в стихах нет Бога. Но он есть. И то, что у меня стихи в основном о… сексе, это и есть мой бог. Потому что для меня фаллос — это бог. Он символизирует силу, родство и дух. Отец, сын и святой дух. Лидер, кровь от крови и духовно-космическая связь необъяснимая. Но такого мужчины нет, наверное. Мужчины не хотят родственных отношений, потому что боятся потерять физическое влечение. Если женщине мужчина нужен вообще всегда, то мужчине только, когда нужна именно женщина. Мужчины редко хотят человеческой близости — либо они стесняются, либо не умеют, либо им просто это не нужно. Если они тоскуют, то именно по самке и вспоминают в качестве самки. В своей или чужой постели, не важно. А я всегда хотела быть помимо самки и приятелем, и товарищем, и сестрой… Вот, мое подсознание и выскочило. Сестрой! Это потому, что у меня есть старший брат.

— Ну, вот вы мне про него и расскажите в следующий раз.

— О'кей. До свидания, мистер Мозеб… — Славка надела огромные черные очки Раечки и встала с кресла.

У стены, в углу, стоял диван. Славка хоть и пришла сюда добровольно — выпросила у директора SPAN свидание с бесплатным «психом», — не могла без усмешки воспринимать этот кабинет. Диван Фрэйда. Но и себя: «Вот до чего я докатилась! Браян Мозеб мне нужен, чтобы разобраться с собой… Б.Мозеб!»

Она спустилась на первый этаж по лестнице, не дожидаясь лифта, и позвонила из автомата Вильяму. Видимо, она не досказала что-то «психу». И то, что он сам не выспрашивал у нее ничего, тоже ей было странно. Осталось чувство неудовлетворенности… Она только попросила Дагласа не очень донимать ее расспросами о синяке. Сама, мол, расскажет как-нибудь потом.

15

Может, оттого, что был день и Славка была трезвая, да еще этот синяк под черными очками, о котором ей стыдно было рассказывать, — она будто впервые вошла в дом Вильяма. Будто не зная его. Надо было скорее что-то сделать, чтобы узнать. Они легли в постель. Ха, туда, где все только заостряется, где какие-то недомолвки приобретают чудовищные размеры! Потому что все обнажено, потому что будто без кожи и каждое прикосновение поэтому, несущее в себе целый мир, вселенную! обрушивается втройне. И эго, этот «пшик!» по идее, разряженный в лоскутки одежд-комплексов, и у каждого свои, ни на кого не похожие! уже вовсе не пшик!

Ему бы доставило колоссальное удовольствие добиться ее оргазма. Он бы следил за ней, радуясь. И себе самому! «Вот, как я сделал… Это я, мое, от меня…» Но в ее голове уже писался сценарий на будущее, с ролью для него: «Ты, Вильям, последний в моем, прости, эксперименте. Я больше ни к кому не буду применять качества брата. И даже не столько его, сколько вот того, кого он представлял — триединство. Но ты мне помоги, помоги мне вылезти…» — И она крепче обнимала его короткоостриженный затылок, судорожно цепляясь за его плечи, будто на волне из прошлого… Но оттого что она не кончила, его оргазм тоже не был этим восторженным возгласом «Я!Я!Я!» Он только успел подумать, что очень хотел бы, чтоб ей было хорошо, чтобы он мог так сделать, тогда получилось бы, что и ему, и была бы взаимность: «Может быть, хорошо бы жить с ней, вместе…»

— Как ты думаешь, Вильям, что человек чувствует, убивая? Вот на войне…

— Смотря на какой… При бомбежке Ирака ничего не чувствовали. Вылетели, долетели, на компьютере что-то сработало, нажали на кнопки, а может, опять же на компьютере что-то сработало, на экране «нарисовался» взрыв, полетели обратно. Был риск, что могут сбить, но небольшой. Все. Это потом уже, когда оказалось, что вместо завода взорвали бомбоубежище и вообще жертв около 300 тысяч и гражданских… организовали общества помощи солдатам, принимавшим участие в войне, чтобы пережить шоковое состояние…

— В Югославии все-таки война в старом смысле, какая-то священная даже. Они там сидят чуть ли не за своими огородами и отстреливаются, огород защищая. Хотя тоже бомбежка Сараево безлика — они где-то там наверху… город внизу. Снайперы вот видят, в кого целятся. А, говорят, мусульмане как чокнутые молятся перед атакой, заводят себя психически, чтобы не страшно было… Я видела ужасные фотографии, где солдаты мусульманские с отрезанными головами — сербов, хорватов, кто там разберет. Сербы, наверное, тоже безжалостны… Какие-то каменные века сквозят в этой войне, средневековье топорное. Но там действительно есть места, где люди живут совершенно в отрыве от современной жизни, не только в смысле комфорта, но и… морали, обязанностей, долга.

— Ну, а ты, какие ты огороды защищала, что тебе такой набили, а?.. Не буду, о'кей. Извини.

— Это ты меня извини и… помоги мне, а? У меня сейчас такой период в жизни… мне надо кого-то близкого. — Славица заплакала, как-то невзначай, не предполагая совсем даже, сама удивляясь.