— Иди-иди, Раечка… — Славка полулегла на диван и в голове сразу все поплыло. — Я хочу спать… Или… посижу еще, — все у нее в голове, казалось, превратилось в какой-то ком, который она сама будто катила. Ком для снежной бабы… Тяжело накатывался он на ее лицо, прямо на синяк, давил, вдавливая голову в угол дивана, и оттуда, будто миллионы иголок, миллионы электрических каких-то колючек, стучали в темя: «Правильно, правильно, правильно, правильно, правильно…»
Часть вторая
14
— …имя Славица, оно уже, если хотите, уменьшительное. Уменьшительно-ласкательное. Но меня предпочитают почти все называть Славка. Тоже немного уменьшительное, но… ближе к хулиганскому. И получается, что я как бы следую этим двум образам, то есть хорошему и плохому. То есть я не знаю, следую ли я или во мне всегда было это раздвоение. Если брать только внешнее мое, то я должна быть… элегантной, что-то в стиле хай фашион, и манерами тоже… но меня все время тянет на Славку, то есть на панк, на агрессию, на скин-хэд… Вообще, я не знаю, что я должна говорить. Я всегда смеялась над всеми, кто ходит к психиатрам. Мне это казалось самообманом, тем более, кинематограф давно прибрал эту тему к рукам. Основываясь на голливудских версиях, вы должны меня совратить или я вас. Я должна быть убийцей или маньяком… Может быть, я и есть. Убийца — себя. Маньяк, потому что… у меня зацикленность на инфантильных каких-то идеалах. Но я, я это понимаю, то есть это не открытие для меня… А вы не должны меня что-то спрашивать, завязать со мной диалог?..
— Я предпочитаю слушать и из рассказанного вами уловить…
— Ах, да! Подсознание! Оно проскользнет нечаянно, я что-то скажу, и тут-то вы меня и поймаете, да?
— По-моему, это вам надо себя поймать. Это вы пришли сюда.
— Да… Из страха, видимо. Потому что этот жуткий синяк… Этот тип мог быть кем угодно… Когда я пьяная, я ничего не помню и поэтому, наверное, не боюсь. Я не помню боли. То есть, если бы он меня побил и не было бы синяка, может, я и не пришла бы… Атак вот… я стояла перед зеркалом вчера голая… у меня хорошая фигура, пардон, но это так я говорю… в общем… ноу меня столько следов самоуничтожения… на теле. Шрамы, синяки… Меня ошпарили кипятком десять лет назад, где-то я сама себя прижгла сигаретой, и не в одном месте, случайно села на осколок бокала разбитого… и вот я смотрела на себя и на все эти шрамы, следы… нанесенные на мою прекрасную фигуру, будто чтобы ее уничтожить. Но все они приобретены по пьянке. И даже если я не была пьяной, то вокруг кто-то был; алкоголь был все равно. Как если бы он давал возможность на выход к опасности. И в то же время благодаря алкоголю я ничего не помню, не помню боли, то есть не боюсь… Трезвая я серьезная и даже хмурая. Я не люблю общаться с людьми. Мне неинтересно, мне лень, мне страшно, мне… у меня даже какое-то презрение к людям, и я предпочитаю сидеть со своими тетрадками. Но пьяная я, как прорвавшаяся плотина — пру все время к людям, все равно к каким, потому что мне надо… себя показать, я должна быть в центре внимания, я хочу выступать, и в то же время я становлюсь хамской, грубой… оскорбляю людей, и я ужасно вульгарна… меня засняли даже… лицо красное, рот орущий, что-то хищное, животное. И я… ну, в общем, я обязательно ложусь в постель с кем-то. Собственно, даже не важно с кем. Лишь бы лечь в постель. Знаете этот фильм «В поисках Мистера Гудбара»… только она там слишком уж дурочка и такая невинно-наивная… Я даже не помню, когда я трезвая с кем-то легла в постель…
— У вас нет постоянного мужчины, партнера?
— Нет… Я недавно познакомилась с парнем и подумала, что, наверное, хотела бы, чтобы он был моим постоянным… Но у него там какие-то проблемы дома, с матерью странной… Я ее никогда не видела, но уже ненавижу…О, я сейчас вот подумала, что, может, он тоже ненавидит свою мать и мстит ей тем, что живет рядом, тем, что очень похож на отца, то есть ее мужа, который ушел, и вот сын, похожий на мужа, рядом и все время может уйти, и она, конечно, в зависимости и страдает, боится, что уйдет… Может быть, это так… Потому что это ведь всегда мать виновата, что нет отца. Даже если бы он умер натуральной смертью, все равно — она что-то не так сделала… Я должна была составить коллекцию эротической литературы 20 века для югославского издательства. На волне всемирной перестройки там появилось безумное количество издательств… Ну, и я читала все эти произведения и предисловия к ним. Делёза, введение к Мазоху, Батайя «Эротизм», Фрейда… Ну, вот я мазохистка, потому что хочу быть на месте матери, которую любил-избрал отец, которого я почти и не знала, а она — да и вот она его не… уберегла… Ох, все это как-то… не знаю…
— Почему вы пьете? Зачем?
— Ну, все пьют… это способ общения. Почему я напиваюсь? Вот что надо выяснить. Хотя, мне кажется, я знаю. Это способ выхода на мужчину, не потому что трезвая я стеснительная. Нет. А потому, что мне хотелось бы, видимо, быть «принятой» не из-за того, что я женщина. Ну, как вот отец бы меня любил не за то, что у меня между ног, а…
— Отец вам родной человек…