Любовь цвета зебры. Часть 1

Принялся разминаться на глазах своей дамы сердца. Всякие там выкрутасы: удары, блоки и всё в таком духе. И для здоровья полезно, и пригодится может, да и покрасоваться лишний раз тоже приятно. Взглянул на Ребекку победоносно, а эта бяка пальцем у виска крутит: дурак мол. Вот и старайся для неё. Повосхищалась бы немножко, трудно, что ли. В качестве тренировочного мероприятия вытащил из хлама деревянный щит, который решил расколошматить. Одну доску легко кулаком сломал, правду сказать, она сильно подгнившая была, вот когда по второй ударил, то схватился за руку и заметался как тигр в клетке:

– Мать, мать, мать, мать!

Мне больно, я страдаю, а Ребекка смеётся, ей весело, видите ли.

– Очень смешно, да? – спросил её.

– Макс, извини, – и смотрит виновато.

– Ни за что.

Вот так, пусть ей будет стыдно.

– Ну Макс!

Прощения просит, извиняется, а я спиной к ней повернулся, потому как сердит очень. Вот когда поцелует, тогда прощу, а раньше ни-ни, пускай научится уважать моё самолюбие.

– Что это? – вдруг спросила она.

И тащит у меня из заднего кармана какую-то бумажку. Я взглянул – ё-ё-ё, это же сувенир из борделя: фотография по пояс обнажённой красотки, да ещё с телефонным номером на обратной стороне. Со страхом на Ребекку гляжу, жду урагана. И вот он грянул:

– Так ты мне всё врал? Меня искал, как же!

– Беки, ты не…

– Молчи, слушать тебя не хочу. И вообще я сейчас уйду, ни секунды с тобой не останусь.

Хотела вскочить, но я её удержал. Пробую что-то сказать, но на ум ничего не идёт. Пропади пропадом эта фотография вместе со всеми борделями мира. Объясняй теперь, откуда она взялась.

– Отпусти меня сейчас же!

Клац – и укусила за руку, да так больно, как будто собака цапнула размером не меньше сенбернара. Поднялась, и тут же – тра-та-та, пули об железо застучали. Она обратно рядом со мной присела. Сидим, над головами пули пролетают, романтика! Я схватил автомат и в ответку послал очередь. Когда стрелял, в проёме двери увидел оживший труп, один из тех, что недавно на полу валялись. Кровью весь залит, но живой, зараза. Он в этот момент как раз свою тарахтелку перезаряжал. Нажал на курок: щёлк, щёлк – пусто. Так обидно, ещё бы один патрон – и отправил я его туда, откуда не возвращаются.

Однако «живучка» всё-таки испугался и спрятался за дверь. Так что передышка. Пока не очухается, вряд ли сунется. Магазин отстегнул и в состоянии глубокой задумчивости напеваю:

– Жил-был у бабушки серенький козлик.

– Что случилось? – поинтересовалась Ребекка.

– Да так, ничего, просто патроны кончились.

– Как кончились?

– Обыкновенно. Только что были, а теперь их нет.

– Что же теперь делать?

Испугалась. Поиздеваться над ней, что ли?

– Есть один выход, – говорю.

– Какой?

– Вот поцелуешь, тогда скажу.

– А если нет?

– Тогда не скажу.

– Опять шутишь?

– Ни в коем случае. Всё равно без твоего поцелуя умру, так лучше уж от пули.

Она голову между коленок спрятала, думает. А я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться. Тут пули свистят, а мы в детские игры играем: любит – не любит.

– Что скажешь? – спрашиваю.

Ребекка подняла на меня глаза и медленно, с выражением произнесла:

– Какой же ты подонок!

И зажмурилась, насилия ожидает. Я же на неё смотрю – и ни с места. Она ресницы свои пятисантиметровые распахнула, а когда я к ней нагнулся, снова захлопнула. Стал под аморальные действия подводить теоретическую базу:

– Нехорошо использовать подобную ситуацию в своих личных, гнусных целях. Правда, нам, подонкам, можно, на то мы и подонки. Конечно, будь ты уродиной, я бы не стал к тебе приставать, но тебе не повезло – ты красивая. Хочешь что-нибудь мне сказать?

– Иди к дьяволу!

– Не сейчас, чуть попозже, лет этак через много, вместе с тобой. Не переживай, тебе недолго придётся страдать: один разик чмокну, взасос, и всё.

Жду, ничего не предпринимаю, наблюдаю за ситуацией. Только в веки ей дую и посмеиваюсь. Наконец, она не выдержала и открыла свои ясные очи. Вот теперь полный вперёд. Прилепился и не отпускаю. Сперва хотел чисто символически чмокнуть и всё, но не удержался от соблазна и не стал торопиться. И на самом интересном месте пришлось это занятие прервать. И всё из-за неё, недотроги этой. Взяла и ни за что прикусила мой язычок. Я и так, и сяк, и во рту им болтаю, и наружу высуну, и руками обмахиваю – всё равно больно. Даже её о помощи попросил:

– Подуй на него, пожалуйста.

– Ещё чего!

Зло так сказала, как будто ей меня совсем не жалко.

– Чего кусаешься?

– А ты не засовывай свой язык куда попало!

– Не умеешь целоваться, так хоть у меня научись, – пробурчал я.

С недовольным видом взял куртку, достал из её кармана рожок и вставил его в автомат.

– У тебя есть патроны?!– ахнула Ребекка.

– Стал бы я с тобой в любовь играть, если бы их не было.

Она разразилась потоком выражений, причём единственным словом, которое я понял, было «мать». Нетрудно догадаться, что меня ругали.

– Да успокойся ты, чего разволновалась?