Читаем Любовь в Венеции. Элеонора Дузе и Александр Волков полностью

Но мне больно быть невольной причиной, за которую, возможно, цепляется твоя мысль, – борьбы с любовными притязаниями вернувшегося.

Я глубоко опечален, и твои признания делают меня еще печальнее. Да, моя единственная мысль, мое единственное желание – увидеть тебя снова, но я хочу увидеть тебя, предоставив тебе полную свободу, и хочу простить тебя, даже если ты говоришь мне, что чувствуешь себя слабой перед тем, кто был всем для тебя в течение последних пяти лет. Мне будет не хватать уверенности в себе.

Ты вела себя как ребенок, когда уехала из Италии, не написав ему просто и серьезно своего мнения о ваших отношениях. Ты позволила разрастись в нем страху потерять тебя. Поэтому ты сделала все, чтобы возродить его привязанность. Я не чувствую себя достаточно сильным, чтобы бороться с этим.

Я бы никогда не осмелился похитить тебя у другого, если бы не был уверен в том, что этот другой абсолютно мертв в своих правах. Но это давно следовало уточнить.

Не вини себя за всё это, но пойми состояние моего сердца.

Мне осталось жить не так уж много. Я хочу быть добрым и справедливым. Если у меня с тобой была мимолетная интрижка, всё было бы по-другому, я бы попрощался с тобой, как и поздоровался, но я отдал тебе всё свое сердце, так как считал, что в обмен получил твое.

Ты, может быть, думала, что твое сердце свободнее, чем было на самом деле.

Я тебя полностью прощаю, потому что знаю, что ты была правдивой со мной до самой маленькой детали. Если я обманываюсь – оставь мне эту иллюзию. Было бы слишком поздно возвращаться сейчас. Нет ничего более сложного понять саму себя для такой богатой натуры как твоя. Поэтому я принимаю всё в тебе.

Я прощаю тебя, как прощал всё

М.[атильде]. Только ее самоубийства я не смогу ей простить, потому что это сделало меня ничтожным и несчастным и вернуло ее к моменту ее первого появления. […]

Я сказал тебе однажды: я использую слово «любить» только тогда, когда люблю настолько, чтобы быть в состоянии преодолеть свою любовь на благо того, кого люблю.

Я буду придерживаться этого, даже если мне придется умереть. […]

* * *

[14.8.1891; Милан – Неаполь]

Кафе «Биффи»[420]

Я только что отправил тебе телеграмму. Хожу по улицам, смотрю на витрины, на людей, на извозчиков, на дома, но в глубине души ничего не вижу, ни о чем не думаю, как пьяный или заключенный, который не видит даже цвета стен своей камеры.

Однако, собор[421] сумел броситься мне в глаза. Это единственное, что позволило мне отвлечься от грустных и, к сожалению, бесполезных мыслей.

Признаюсь, глупость этой конструкции никогда не поражала меня так сильно, как в этот момент.

Его размеры уже не впечатляют – поскольку наши глаза привыкли к гораздо более крупным зданиям. Размер – это всегда идея относительная и его впечатление на нас не обусловлено ничем иным, как идеей сравнения. Итак – ничего впечатляющего в целом […], он перегружен ничем не мотивированными мелкими деталями, или такими, смысл существования которых был преувеличен настолько, что больше не существует.

Вот пример: каждая фигура увенчана небольшой крышей, но расстояние между крышей и статуей настолько велико, что крыша теряет смысл своего существования, и статуя оказывается во власти дождей. Это глупо. В целом, все украшения абсолютно безвкусны, и я считаю, что едва ли можно найти памятник, более способный проиллюстрировать человеческую глупость. Это будет понятно лет через пятьдесят.

Я думаю о Вашей «Графине ди Шаллан»[422]. Подумайте об этом тоже – холодно и практично. Ваш практический дух уже слишком поэтичен и артистичен для неблагородной толпы, которая сегодня считает, что она призвана судить искусство, потому что может заплатить за билеты в театр. Да, не меряйте себя с теми, кто хочет заработать на массе представлений. Ваше здоровье, Ваш характер, Ваш темперамент противятся этому.

Уменьшите количество – и поднимите цены.

Тогда Ваш разум станет свежее, а здоровье сохранится.

Заставьте их жаждать Вас – Вы этого достойны! И не впадайте в лихорадочную работу артистов, желающих заработать любой ценой, потому что они никогда не зарабатывают достаточно, чтобы покрыть гигантские расходы, вызванные тем лихорадочным существованием, которое они вынуждены вести.

Откройте новую эру, потому что Вы можете это сделать.

Вложите больше сил в подготовку и будьте сдержанны в том, что даете.

Я пишу тебе всю эту чушь, чтобы занять свою горящую голову. Мне кажется, я знаю тебя с самого рождения. Вся твоя жизнь открыта передо мной, и в то время, когда тебя нет здесь, рядом со мной – я живу твоей жизнью и страдаю твоим сердцем.

Я не буду писать тебе так часто, чтобы не погружать тебя в ненужную грусть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное