Любовь в Венеции. Элеонора Дузе и Александр Волков

Вернувшись в Венецию после столь долгой триумфальной поездки, Элеонора надеялась немного отдохнуть. Она сняла маленькую квартирку на верхнем этаже палаццо Барбаро[185], принадлежавшего ее другу Волкову, которому она была обязана столь счастливо закончившимся турне, открывшим перед ней двери европейских театров.

«Наступила пора, – писала она в это время Джузеппе Примоли, – когда справедливость и добро восторжествовали, наступила пора пожинать плоды, и я вот-вот вернусь домой. Я работала годы и годы – всю свою юность! – и теперь хочу хорошенько отдохнуть… На жизнь я себе заработала, во всяком случае. Мне хватит. К тому же я обладаю самым большим в мире богатством, оно заключается в том, что я не хочу его иметь. Я устроилась в маленькой квартирке на последнем этаже старого дома в Венеции, под самой крышей; у меня в комнате большое стрельчатое окно, из него, как на ладони, виден весь город. Осень тихая, воздух чистый, и в душе у меня такой покой…»

Комментируя успех берлинских гастролей Дузе, театральный критик писал в журнале «Иллюстрационе итальяна»: «Кроме лавровых венков, ее, как видно, ожидают еще семьдесят тысяч чистенькими – неплохие прогонные для того, чтобы пересечь океан»[186].

И в самом деле, когда после долгих колебаний Тэнкцер все же рискнул предложить Дузе поездку в Соединенные Штаты, она тотчас же согласилась.

В середине января 1893 года, после долгого и трудного путешествия, Элеонора Дузе прибыла в Нью-Йорк. Первое знакомство с городом буквально ошеломило ее, о чем свидетельствует ее письмо искусствоведу Коррадо Риччи. «…И я увидела огромный город, – писала она, – всюду колеса, экипажи, магазины и странные здания, кругом навязчивая реклама, шум и грохот… Ни единой улыбки живого искусства, ничего, на чем могли бы отдохнуть глаз и душа. У меня явилась мысль бежать без оглядки к беспокойному морю, к себе – домой, в Италию. Победив это первое желание, я осталась. Но до сих пор не могу освободиться от непонятной тоски».

Дузе дебютировала в Нью-Йорке 23 января 1893 года в «Даме с камелиями». В переполненном зале собралась весьма взыскательная публика, среди которой находились и театральные критики, приготовившиеся судить дебютантку со всей строгостью. Однако через несколько минут после того, как Дузе появилась на сцене, самые суровые из них были уже убеждены, что «новый гений вдохнул новую жизнь в хорошо известную драму Дюма».

Тем не менее, вероятно, неопытность импресарио, не сумевшего должным образом подготовить гастроли, и отвращение Дузе к рекламной шумихе были причиной того, что турне, проходившее с 23 января по 21 апреля в Нью-Йорке, Филадельфии, Чикаго и Бостоне, пожалуй, нельзя было назвать очень успешным. Правда, под конец гастролей ей удалось обрести расположение прессы, однако актриса категорически отказалась от предложения продлить свое пребывание в Америке. Отчасти это было вызвано и тем, что еще раньше Дузе заключила контракт с лондонским «Лирик-тиетр», в котором должна была играть с 11 мая по 8 июля.

В Лондон Дузе приехала усталая, к тому же сразу заболела, так что начало гастролей пришлось отодвинуть на восемь дней.

Путь Дузе в искусство сопровождался ежедневной борьбой, тем не менее она не забывала своих друзей. Узнав, что ее старый учитель Чезаре Росси находится в стесненных финансовых обстоятельствах, она попыталась деликатно, чтобы не ранить его самолюбия, как-то помочь ему. В своем письме к нему от 2 мая она писала: «…Хочу вам сказать, что будущий год я отдыхаю, и если здоровье мое, как говорит эта дурочка Маргерит Готье, не поправится, я никогда больше не возьмусь ни за какое предприятие. И все же у меня есть одна затаенная мысль – выразить вам, дорогой Росси, и частным образом и публично, насколько я признательна вам и как я вас люблю. Но как это сделать? И вот я кое– что придумала, мне это доставило бы огромное удовольствие, – я хочу посвятить вам спектакль, его можно дать в течение будущего года в какой-нибудь столице, например в Риме. Это будет спектакль в вашу честь, в котором я сыграла бы какую-нибудь роль. Прошу вас, Росси, поймите меня правильно, предложение это не связано с моей самонадеянностью, спектакль, может быть, и не вызовет интереса у публики, но мне дорога возможность снова встать под старые знамена».

После того как были устранены кое-какие разногласия с Росси, соглашение о сотрудничестве было достигнуто.

Письма и торопливые записки, написанные в перерыве между репетицией и спектаклем или накануне отъезда, являются непосредственными свидетельствами той трудной кочевой жизни, которую вела Дузе, чтобы иметь возможность нести свое искусство людям.

Вернувшись из Лондона, она короткое время отдыхала в Италии. Перед отъездом, в письме от 15 и в записке от 16 ноября, Дузе с присущей ей в деловых отношениях скрупулезной точностью оговорила все условия предстоящей поездки в Лондон вместе с труппой Росси в мае 1894 года. Она просила Росси взять на себя подготовку турне и предупреждала, что в Лондоне, как и в остальных театрах за границей, нет суфлеров.