Читаем Любовь в Венеции. Элеонора Дузе и Александр Волков полностью

Прижимаю Вас к своему сердцу, если Вы позволите. Напишу Вам завтра каким способом писать мне – я не хочу оставаться без вестей от Вас так долго, – завтра я напишу деловое письмо.

Вы понимаете, какую привязанность я испытываю к Вам? Простите меня – но я тоже одинок, и мое сердце переполнено больше, чем Ваше. А[лекс]

* * *

[3-3-91; Венеция – Рим]

Я получил Вашу телеграмму. Она порадовала меня, и я благодарю Вас за нее.

Вот Ваш маршрут. Вы выезжаете из Рима 14-го числа в три часа дня и прибываете в Берлин 16-го числа

в шесть утра.

Поезд не проходит через Дрезден. Это не имеет значения, потому что я буду в Берлине на вокзале 16-го. Я напишу Вам об этом еще раз из Дрездена. Телеграфируйте мне за час до того, как сядете в вагон, чтобы я точно знал, что Вы едете, тогда я поеду в Берлин и подготовлю жилище, чтобы там Вас ожидала теплая комната.

Я всё еще в Венеции.

К сожалению, я не закончил картину, и моя работа идет плохо. Однако я не упустил время для Лондонской выставки, потому что ошибался – не 13-е, а 30-е число – последний день приема.

Не нужно рассказывать, как я был огорчен, когда понял, что покинул Вас из-за пустяковых дел. Больше не хочу об этом думать. У кого нет мудрости, тому остается печалиться, иначе я бы сразу вернулся в Рим, особенно когда узнал, что Вы нездоровы. Теперь мне повеселее и думаю, что завтра закончу за день то, что не смог сделать за неделю, потому что мои мысли были в другом месте.

К сожалению, я очень впечатлителен и концентрирую все свои мысли на чем-то одном – вот в чем беда. Когда я привязываюсь к кому-то, его страдания становятся моими.

Поэтому не говорите мне, чтобы я не покидал Вас. Скажите лучше: «Меньше думайте обо мне».

Да, мой дорогой друг, я знаю, что хочу видеть Вас – такова моя жизнь в данный момент.

Может быть, это глупо, но когда я думаю о Вас, мне кажется, что я Вас знаю уже очень, очень давно. Простите меня за это.

Когда-то я был полностью уверен в себе, но теперь у меня нет такой уверенности. Я не знаю, приедете ли Вы, не знаю, доживу ли я до этого времени, не знаю, примете ли Вы меня как друга или отнесетесь с равнодушием – я ничего не знаю о завтрашнем дне – однажды я совершил такую ошибку и был так жестоко наказан.

Перед отъездом я напишу Вам.

Думаю уехать через день или два и отправиться в Австрию, чтобы найти ее

мать[374] – устроить с ней сцену и, если возможно, вернуть письма. У меня сердце болит при одной мысли об этой экспедиции. Снова видеть эту женщину, говорить с ней – это совсем другое страдание, нежели видеть улицы, дома, каналы, через которые буду проезжать, даже не глядя на них. Я привык подавлять свои воспоминания и уничтожать их полностью. Но разговор с матерью, признаюсь, будет для меня более болезненным. Во всем этом Ваше прекрасное лицо, Ваше большое и такое женское сердце принесут мне настоящее облегчение.

Мне есть о чем подумать сегодня. Я потерял эту привычку.

Когда я буду уезжать отсюда, пошлю Вам телеграмму.

Пишите в Дрезден до востребования на инициалы A.N.R.[375]Не забудьте. Так гораздо проще. Я прошу это ради Вас, а не ради себя. Теперь прощаюсь с Вами. Если бы я мог рассказать, что чувствую, когда думаю о Вас, Вы бы не поверили. Каждый миг,

проведенный с Вами, присутствует в моей памяти. И мысли об этом так сильны, что, кажется, схожу с ума. Я не смею ни о чем просить Вас, но надеюсь, Вы будете вспоминать меня со снисхождением. Когда я думаю, что после Берлина – бог знает, когда и где я смогу снова увидеть Вас – я страдаю. Но даже в Берлине! Это еще так долго, что я не смею об этом думать. Болезни, непредвиденные обстоятельства…

Благословляю Вас от всего сердца. До свидания, [без подписи]

* * *

[8.3.91; Венеция – Рим]

Пишу Вам пару слов, чтобы сообщить, что только завтра уезжаю в Вену, где намерен пробыть всего день или два, не больше. Я задержался в Венеции. Я больше не хотел видеть Др.[ексель]. Она дура, как и ее муж. Не могу простить им историю с деньгами, которые они без всякого права удержали на похороны[376] и т. д. Я рассказал об этом Хатцфельдт, которая пришла в ужас. Я уверен, что именно из-за этого мать больше не отвечает на просьбы о письмах[377]. У меня болит сердце от того, что мне придется говорить с ней.

Как бы я хотел быть рядом с Вами, мой добрый, милый друг! Вы – мое единственное утешение. Надеюсь, Вы будете рады снова увидеть меня – или нет? Всё так быстро меняется в этом мире! Даже если изменитесь Вы — от всего сердца благодарю за то добро, которое Вы мне сделали.

Думаю о сердце, а это уже много! Раньше я не думал ни о чем. Я хочу помогать Вам – всегда, когда Вы будете нуждаться во мне. Только что получил ответ от графини Левашовой, которая сообщает мне, что в Петербурге всё сделают в соответствии с моим письмом. Я написал еще раз, чтобы мы могли подготовить для Вас жилье, как Вы меня просили.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода
Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода

Читатель не найдет в «ностальгических Воспоминаниях» Бориса Григорьева сногсшибательных истории, экзотических приключении или смертельных схваток под знаком плаща и кинжала. И все же автору этой книги, несомненно, удалось, основываясь на собственном Оперативном опыте и на опыте коллег, дать максимально объективную картину жизни сотрудника советской разведки 60–90-х годов XX века.Путешествуя «с черного хода» по скандинавским странам, устраивая в пути привалы, чтобы поразмышлять над проблемами Службы внешней разведки, вдумчивый читатель, добравшись вслед за автором до родных берегов, по достоинству оценит и книгу, и такую непростую жизнь бойца невидимого фронта.

Борис Николаевич Григорьев

Детективы / Биографии и Мемуары / Шпионские детективы / Документальное