Виктор повел плечами — казалось, он хотел пожать ими, но не хватило сил.
— Мы пытаемся с этим разобраться, — продолжила я. — Но пока не можем связаться с твоим врачом. Он не отвечает ни на звонки, ни на письма, а офис закрыт. Частная практика, что поделаешь! Как бы то ни было, прогноз по твоему здоровью в целом благоприятный. Конечно, обширный инфаркт — не насморк; восстанавливаться придется долго… — Я наклонилась вперед: — Но об этом я позабочусь, поверь мне! Самое худшее осталось позади. Все остальное — дело техники.
Он улыбнулся и что-то прошептал. Я не расслышала, поэтому наклонилась еще ниже.
— Я… рад… — тихий голос был не громче шелеста бумаги. — Сделаю все… чтобы быть… с тобой…
— Главное — не напрягайся. — Я почувствовала, что мои губы расплываются в улыбке. — И обязательно выполняй предписания врачей! У нас впереди еще много интересного, Виктор.
— Можешь звать… меня… Витя…
— Ну уж нет! Виктор мне нравится гораздо больше. Или, скажем, Вик…
— Хорошо. А я буду… звать тебя… Вика.
— Почему?! — удивилась я.
Он вновь повел плечами:
— Захотелось. Захотелось… дать тебе… имя… свое… имя…
— Дашь еще, — я ухмыльнулась. — И имя, и фамилию. А если будешь хорошо себя вести — не только это.
— Что же еще?
— Я думаю, Вик, что у такого человека, как ты, обязательно должны быть наследники, и готова всеми силами этому поспособствовать. Наизнанку вывернусь, если потребуется!
На миг лицо любимого помрачнело, но потом он слабо улыбнулся:
— Если ты… поспособствуешь… я буду только за…
— А для этого, дорогой мой, ты должен встать на ноги. — Я протянула руку и провела пальцами по его колючей от щетины щеке. — Так что все зависит лишь от тебя. И знай: я очень-очень этого хочу! Ты просил меня жить и радоваться — я исполню твою просьбу при одном условии: ты будешь жить и радоваться вместе со мной. Обещаешь?
Виктор хотел что-то сказать, но просто кивнул. Я знала: он сдержит свое обещание.
Мне не хотелось уходить, но пока я не могла долго оставаться с любимым.
Ничего! Я подожду. И однажды — совсем скоро — мы снова будем вместе. И никто и ничто больше нас не разлучит.
Труднее всего мне даются одинокие вечера — к счастью, нечастые.
Я провожу их в крохотной однокомнатной квартирке, которую сняла на неопределенный срок. Она расположена неподалеку от Склифа. Я хотела бы поселиться совсем рядом с больницей, но, увы, мое нынешнее жилье — самое близкое к Склифу предложение аренды.
Здесь нет порядка и уюта, которые царят в моем доме в старинном русском городке или в квартире, которую мы раньше делили с Айгюль. Это, скорее, военный лагерь: большинство вещей не распаковано, даже на кухне я использую только холодильник и микроволновку. Я почти не готовлю и похудела так, что фанатки диет повесились бы от зависти.
Я забочусь о своей красоте, как и раньше. Не ради себя — я должна хорошо выглядеть для него, хоть мы видимся пока редко и недолго.
Впрочем, у меня хватает и других дел помимо ухода за собой. Я навсегда запомнила странный взгляд, которым меня окинул Студнев-пер во время нашей первой встречи после моего возвращения с Цейлона. Я не сразу поняла смысл этого взгляда, но вскоре сообразила: отцу Сычика не нравится, что я оказываюсь рядом, когда с близкими ему людьми случаются несчастья.
Подумав, я решила, что мне это тоже не нравится. К счастью, именно в тот миг на горизонте появились люди, желавшие взять напрокат мои брюлики — не подарок Виктора, а те, что я заработала раньше. Получив деньги и все обдумав, я позвонила Пахомычу и попросила помочь нанять толкового мента или частного сыщика. Тот согласился.
Игорь Рукояткин не выглядел крутым, но оказался очень жестким, толковым и цепким мужиком. Поначалу он, не буду скромничать, офигел от моей внешности, но в последнее время смотрит на меня немного иначе — и, пожалуй, даже более жадно, чем прежде. Мне это приятно, врать не стану. Кроме того, влюбленный пес служит лучше, чем равнодушный. Как бы то ни было, отвечать на его ухаживания я, конечно же, не намерена.
Расследование Рукояткина выявило интересные вещи, о которых Виктору знать пока было рано.
Во-первых, семейный доктор Виктора не исчез в неизвестном направлении, а сгорел в собственном доме через три дня после того, как с моим любимым случилось несчастье. Итальянская полиция выяснила, что доктор был уже мертв, когда его дом загорелся, причем погиб не своей смертью. Значит, Виктору прописали вредные лекарства и поставили неверный диагноз не случайно, а намеренно — надо полагать, за астрономическую сумму. Однако ни на счетах покойного врача, ни среди руин его дома таких денег не нашли.