Любовные похождения барона фон Мюнхгаузена в России и ее окрестностях, описанные им самим

Лекарь пустился в пространные объяснения, из которых вытекало, что русские пословицы, согласно которым «терпение и труд все перетрут» или «вода камень точит», имеют прямое отношение к данной болезни, а именно, любящая жена должна оказать вспоможение своему супругу. И ежели некоторые дамы умудряются натянуть на себя платья с такими талиями, куда и не всякий мужеский орган влезет, то крайняя плоть не менее подвержена терпеливому воздействию и при регулярном ее упражнении может растянуться до нужных размеров.

Я сделал вид, что понял объяснения и, поблагодарив полкового лекаря, отправился домысливать им сказанное.

Прежде всего, решил я, Фикхен в данной ситуации не может быть отнесена к разряду любящих жен – я это сразу понял: между нею и мужем за столь малый срок уже успела вырасти стена отчуждения, вызванная то ли недугом великого князя, то ли несходством характеров, а потому мне было ясно, что сия жена не будет оказывать особого вспоможения супругу, а из этого вытекает, что либо супруг останется неизлеченным, либо будет искать вспоможения на стороне.

Что ж, меня устраивали оба эти варианта, поскольку и в том и в другом брак Фикхен оставался пустой формальностью, и я мог сохранять надежду у себя в сердце. Впрочем, надежда должна оставаться всегда, и даже если тебе в силу непреодолимых обстоятельств приходится делить предмет своих вожделений с кем-то еще, то и это не повод для того, чтобы впадать в отчаяние. В конечном счете, уговаривал я себя, разве от меня что-то убудет, если я, побывав в некоем приятном месте, узнаю, что до меня или после там побывал кто-то еще?

Пребывая в подобного рода рассуждениях, я услышал стук в дверь, отворив которую увидел юную девицу в надвинутом чуть не на самые глаза капоре.

– Известная вам особа, – скороговоркой произнесла она, – будет ждать вас завтра в полдень у Эрмитажного домика в Сарском селе.

Не сказав более ни слова, девица развернулась и бросилась прочь, словно спасаясь от меня, хотя я и не собирался бежать за ней, при том что повод для этого у меня был – я не терплю неясностей.

«Что еще за известная особа?» – спрашивал я себя. И почему я должен тащиться куда-то за тридевять земель ради встречи с «известной особой». Впрочем, вскоре туман рассеялся. Ну конечно же, место встречи обо всем говорило громче любых слов. Свидание в Сарском селе у Эрмитажного домика назначить мне могла только одна особа. И к ней я и отправился в означенное время.

Я прискакал раньше полудня – нетерпеливо гнал своего послушного коня. Оставил его у перевязи и пошел к Эрмитажному домику. Но и Фикхен не заставила себя ждать.

Она появилась вскоре после меня со стороны дворца, закутанная в лисью шубу. Оглянулась – не идет ли кто следом, отомкнула дверь домика и подтолкнула меня внутрь. Так мы с ней впервые оказались наедине.

Если читатель ждет от меня сладострастных подробностей нашей встречи (или последующих встреч), то его ожидания будут обмануты. Одно дело мои амурные похождения с разного рода девицами и матронами, и совсем другое – с Фикхен, которой было суждено стать самодержицей российской, перед которой трепетали и которой поклонялись. Разве мог я представить себе что-либо подобное, увидев много лет назад озорную девчонку в Штеттине? Ах, какие немыслимые повороты совершает судьба!

Фикхен в любви была жадной и неуемной. Сколько раз приходилось мне прикрывать ладонью ее рот, чтобы на ее страстные крики не сбежались бы не только дворцовая прислуга, но и жители ближних и дальних домов. Один раз она чуть не откусила мне палец, и я с тех пор носил шрам от ее зубов, объяснив его происхождение Якобине и своим товарищам-офицерам как последствие нападения янычара во время атаки под Изюмом.

Освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви...

Трудно быть возлюбленным великой княжны, за которой присматривают десятки глаз – эти, увидев соринку, мигом превратят ее в бревно. Потому нам приходилось проявлять осторожность. Но будь ты хоть трижды осторожен, случайности подстерегают тебя повсюду: то нахальная служанка войдет, не постучавшись, то лакей смерит подозрительным взором. Мы-то знали, что все они наушничают Ее императорскому величеству. Нет, не ей напрямую, а посреднице, которая всех выслушивает, а потом докладывает Елизавете Петровне то, что считает важным и нужным.

И вот обстоятельства сложились так, что мы оба – и я, и Фикхен – решили, что мне лучше на время оставить Петербург, тем более что и предлог для этого нашелся подходящий – в 1746 году моя рота в составе нашего кирасирского полка была передислоцирована к южным границам, чтобы не вышло от турок или крымского хана никаких неожиданностей. А после сырого и холодного Петербурга солнечный юг, хотя и лишенный многих завоеваний цивилизации, может показаться привлекательным.